Троя
Шрифт:
Шлюпка принимала два с лишним десятка широкополосных каналов информации, включая сигналы с камер и внешних датчиков «Королевы Мэб», линию связи с навигационным мостиком корабля, наземные данные, поступающие с разнообразных спутников и с многочисленных сенсоров Одиссея. Моравеки не только напичкали платье грека нанокамерами, а также молекулярными передатчиками, но и мягко усыпили героя, чтобы установить на лбу и руках Лаэртида устройства для визуализации размером не более клетки. Однако операторы с безграничным изумлением выяснили, что кожа ахейца на этих участках уже начинена бесчисленными нанокамерами. Обнаружились и приемники-наноциты, установленные — как
Сын Лаэрта стоял на мостике в обществе первичного интегратора Астига-Че, Ретрограда Синопессена, штурмана Чо Ли, генерала Бех бин Адее и прочих главных моравеков.
Манмут и Орфу оживились, когда внезапно включилась прямая радиосвязь с «Королевой Мэб» в реальном времени.
— Поступило мазерное послание, — сообщил Чо Ли.
— ПРИШЛИТЕ МНЕ ОДНОГО ОДИССЕЯ, — томно велел женский голос из астероидного города. — НА ЧЕЛНОКЕ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НИКАКОГО ОРУЖИЯ. ЕСЛИ МОИ ДЕТЕКТОРЫ ОБНАРУЖАТ ХОТЯ БЫ ОДНО ОРУДИЕ УБИЙСТВА ИЛИ ЖЕ ЗАСЕКУТ НА БОРТУ РОБОТА ИЛИ ЛЮБОЕ ПОСТОРОННЕЕ СУЩЕСТВО ОРГАНИЧЕСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ, ТО ВАШ КОРАБЛЬ НЕМЕДЛЕННО БУДЕТ УНИЧТОЖЕН.
— Петля затягивается, — заметил иониец по общей линии связи.
Моравеки на шлюпке наблюдали с запозданием в секунду за тем, как Ретроград Синопессен проводил Одиссея вниз, к восьмому пусковому отсеку. Поскольку на всех шершнях имелось оружие, требованиям голоса отвечал только один из трех строительных челноков, оставшихся на борту еще с Фобоса.
Суденышко было крохотное, яйцевидной формы, с дистанционным управлением. Взрослый человек едва-едва разместился бы внутри. Из систем жизнеобеспечения присутствовали только подача воздуха и климат-контроль. Помогая ахейскому герою втиснуться в узкое пространство между запутанными проводами и монтажными платами, амальтеянин спросил:
— Ты уверен, что хочешь это сделать?
Одиссей смерил паукообразного моравека долгим пристальным взглядом и наконец произнес по-гречески:
— Покой не для меня; я осушу до капли чашу странствий; я всегда страдал и радовался полной мерой: с друзьями — иль один; на берегу — иль там, где сквозь прорывы туч мерцали над пеной волн дождливые Гиады. Бродяга ненасытный, повидал я многое: чужие города, края, обычаи, вождей премудрых, и сам меж ними пировал с почетом, и ведал упоенье в звоне битв на гулких, ветреных равнинах Трои… К чему же медлить, ржаветь и стынуть в ножнах боязливых, как будто жизнь — дыханье, а не подвиг. Мне было б мало целой груды жизней, а предо мною — жалкие остатки одной; но каждый миг, что вырываю у вечного безмолвья, принесет мне новое. Позор и стыд — беречься, жалеть себя и ждать за годом год, когда душа изныла от желанья умчать след за падучею звездой туда, за грань изведанного мира! [98] Закрой же дверь, о существо-паук.
98
Перев. Г. Кружкова.
— Это же… — заикнулся Орфу с Ио.
— Он был в судовой библиотеке… — заикнулся Манмут.
— Тихо! — скомандовал Сума Четвертый.
Моравеки в молчании смотрели, как затворился люк челнока. Ретроград Синопессен остался на месте, только вцепился в распорку, словно боясь,
— Приближаемся к Иерусалиму, — сообщил Сума Четвертый по линии общей связи.
Маленький европеец вновь обратился к видеомониторам и датчикам шлюпки.
— Расскажи мне, что ты видишь, старина, — попросил его товарищ по личному лучу.
— Хорошо. Мы по-прежнему находимся на высоте двадцати километров. Если смотреть в реальном масштабе, в шести-восьми десятках километров к западу располагается осушенный Средиземный Бассейн. Красные скалы, темная почва и что-то вроде зеленого поля. А дальше, у берега, — исполинский кратер на месте бывшей Газы, похоже на след от взрыва или метеорита; бухта в форме полумесяца перед высохшим морем, за ней начинаются возвышенности, и на высоком холме — Иерусалим.
— Как он выглядит?
— Погоди, я немного увеличу изображение… Ага … Сума Четвертый одновременно показывает исторические снимки со спутников; видно, что более поздние кварталы и окраина уничтожены… Зато Старый Город, в пределах стены, цел и невредим. А вот и Дамасские ворота… Западная стена… Храмовая гора с куполом Скалы… И какое-то новое сооружение, на старых фотографиях его не было… Что-то высокое, из граненого стекла и полированного камня, а вверх уходит синий луч.
— Я как раз изучаю данные по нему, — передал Орфу. — Это нейтринный луч, защищенный оболочкой из тахионов. Не представляю, для чего и кому он мог понадобиться. Бьюсь об заклад, что наши лучшие ученые тоже не в курсе.
— Ой, погоди минутку… — Манмут прервался. — Я тут немного увеличил картинку. Оказывается, в Старом Городе кипит бурная жизнь.
— Это люди?
— Нет…
— Безголовые горбатые полуорганические роботы?
— Да нет же, — отозвался маленький европеец по личному лучу. — Может, позволишь мне самому закончить?
— Извини.
— Там целыми тысячами кишат существа, похожие на амфибий, с когтистыми перепончатыми лапами. Одно такое создание ты уже окрестил Калибаном из шекспировской «Бури».
— Чем они заняты? — полюбопытствовал иониец.
— В основном толкутся без дела, — ответил капитан подлодки. — Нет, подожди, у Яффских ворот на улице Давида я вижу трупы… А вот еще — на дороге Эль Вад у площади Стены Плача…
— Трупы людей? — перебил его Орфу.
— Нет, безголовых горбатых полуорганических роботов. Здорово их порвали на части. А многих, кажется, еще и выпотрошили.
— Чудовища-калибаны полакомились? — осведомился гигантский краб.