Тройная игра афериста
Шрифт:
Хоркин:
– Леша, ну что - снимать будем фильм? Ты просмотрел сцены со слонами?
Корнилов:
– Некоторые моменты потребуют дополнительной дрессуры. Но, в целом, интересно, мы справимся.
По громкой связи слышен голос:
– Хоркина просят зайти к Юрию Владимировичу.
– Иду,-поднимает голову к динамику Хоркин.
***
Кабинет
Хоркин обнимается с Никулиным, здоровается с его сыном Максимом.
– Максим, ты намерен мне помогать?
– Ну, ну намерен. Я сейчас коммерческий директор цирка, да еще телевидение. Дел много, Владимир Михайлович...
– Никаких оправданий. Юрий Владимирович, вы можете на сына воздействовать?
Все садятся за стол, обсуждают детали съемок фильма по киноповести Хоркина. Повесть еще не дописана, но сцены с животными почти закончены. Телефонные звонки часто отрывают Никулина от беседы. В кабинет то и дело входят цирковые: клоуны, руководители номеров, рабочие. Многие в гриме, в сценических костюмах.
Хоркин, в один из таких рабочих моментов, задумывается. В его глазах возникает сцена смерти Кинги.
А со слонихой было дело так. Меня вызывали срочной телеграммой, подписанной Хитровским. Он тогда уже был инженером в этом зверинце и оставался за директора на период его отпуска. Кинга - большая любительница срывать двери слоновоза - пятисоткилограммовые, обитые изнутри шипами. Она их сама открывали и закрывала, ухватившись хоботом за верх створки. Когда же хотела пить или есть, - начинала дверью хлопать, пока та не обрывалась с петель.
Мне несколько раз приходилось выводить Кингу, пока рабочие, подвесив дверь краном, приваривали новые петли. Тут же, в новом зверице, где ее часто оставляли без еды и питья, она срывала обе двери в первый же месяц. И зиму встречала в настежь распахнутом прицепе. Вдобавок, она разобрала пол, вырвала доски настила и сжевала их (слону необходимо давать грубые ветки, доски - стачивать зубы). Ухаживао за ней какой-то азербайджанец, убежавший от перестрелки, а заодно от семьи и детей. Люди одной с нм национальности считали его выродком. Он вечно был грязный, занимался в основном куплей-продажей, Кинга голодала. О том, что надо давать ей что-нибудь жевать для зубов, он не знал.
Отремонтировать слоновник, не выводя слониху, не умели. Вызвали меня. Но вызвали поздно. Ударили холода, слониха сильно обморозилась. С большим трудом при помощи городской администрации удалось устроить ее в теплый цех военного завода.
Когда я п риехал в этот цех, я не узнал бедное животное. Худющая, одна голова да уши. Кожа висит складками. На боку, ушах, на подошвах гниет, отстает лоскутами кожа. Глаза в белой слизи. Хобот тоже обморожен, в язвочках.
Бедняга тихонько затрубила, обналя меня хоботом, стала попискивать, как мышь, бурчать что-то - жаловаться. Я мигом смотался на барахолку, купил аэрозольных пузыриков с асептиками и антибиотиками,
Москва отреагировала, как всегда, оперативно. Слоновоз прибыл через две недели! Кроме того, они зачем-то прислали Мишу Корнилова, дрессировщика слонов, воспитавшего Кингу. Мы с ним повспоминали Кингины проказы, и он уехал по своим делам.
Наконец, приехал утепленный слоновоз, и Кинга отбыла в Москву. Там ее поставили во дворе шапито в парке Горького. В Москве было еще холодней, чем в Волгограде. Главк поручил заботу о слонихе главному зоотехнику. Тот походил вокруг слоновоза, посмотрел на беспомощную слониху - она легла еще в д ороге, совершенно обессилела, - отбыл в главк, советоваться.
Я позвонил на Цветной бульвар, договорился, что слониху там примут, помогут ее поднять, полечат. Начинаются пролежни, плохо работаю внутренние органы, происходит застой крови. А Кинга уже не могла подняться, беспомощно упиралась хоботом, перебирала толстыми ногами, они скользили, она откидывала голову, вздыхала шумно и жалобно. Жалко ее было до слез.
Сообщив в главк, что на Цветном Ю,Никулин готов принять больную, получив авторитетные заверения начальника зооветотдела в том, что ее туда доставят немедленно, я уехал. Пользы от меня уже не было, а ухаживать за Кингой мог и грязнуля-азербайджанец. Контакт у него с ней был хороший.
Уже потом, когда в прессе появились заметки о несчастном животном с просббой оказать гуманитарную помощь, я узнал, что главк, не желая предавать эту историю гласности, проманежил слониху в парке еще несколько дней. В конце-концов у директора шапито, влиятельного Григоряна, лопнуло терпение и он сам отправил Кингу к Ю.Никулину. Тот же обратимлся через "Комсомольскую правду" к иностранцам.
Навезли гору фруктов, доставили уникальные лекарства, прибыли зарубежные специалисты. Армия наладила систему строп для того, чтобы переворачивать гигансткую тушу с бока на бок. Но все эти меры спасения запоздали. Через десять дней Кинга скончалась. Вскрытие определило рядо патологических явлений в чердце, печени, желудке. Патологоанатомический диагноз считал их косвенными причинами смерти. Летальный исход наступил из-за общего истощения, вызванного обморожением.
Зарубежная пресса живо реагировала на происходящее. Еще бы, слониха - жертва перестройки. У меня перебывали японцы с великолепной видеокамерой, американцы, французы. Японцы мне понравились больше, они подарили мне калькулятор на светодиодах. А американцы и французы отделались пачкой сигарет и авторучкой.
Что я им мог рассказать? Ну, о зверинцах, об их убожестве я рассказал достаточно. А про Кингу? Я ведь не знал, кто виновал больше - директор, не отремонтировавший слоновоз заблаговременно, или Хитровский, не сумевший предусмотреть наступающие холода. Или этот вонючий азербайджанец, про которого даже в "Комсомолке" упомянули, что его с милицией приходится искать, чтоб он ухаживал за слонихой, как положено.