Трудная проблема сознания
Шрифт:
Но какое, можно спросить, отношение эта компьютерная схематика имеет к человеческому сознанию? Конечно, мы только что видели возможность проведения некой аналогии действия Машины Тьюринга с мышлением [25] , но ее можно истолковать так, что это человеческое мышление может быть машинообразным, а не наоборот [26] . Однако дело вовсе не только в упомянутой аналогии. Еще в статье «Сознание и машины» [27] (1960 г.) знаменитый гарвардский Протей аналитической философии Хилари Патнэм показал, что между сознанием как совокупностью ментальных состояний и программами имеется гораздо более глубокое родство. Суть в том, что ментальные состояния, такие, как желания и убеждения, функционируют не разрозненно, а сплетены в некую сеть, напоминающую программные связки импликаций. К примеру, если я хочу выпить мохито, то появление передо мной бокала с этим коктейлем приведет к тому, что я возьму бокал и выпью мохито, но лишь если я убежден, что этот бокал не галлюцинация, что я имею право взять этот бокал, если я уверен, что там и впрямь находится мохито, и т. д. Иными словами, внутреннее состояние, при котором я протяну руку за бокалом с мохито, является следствием определенной совокупности предпосылок, так же как внутреннее состояние, при котором Машина Тьюринга совершает то или иное действие, определяется целым рядом
[25]
Известно, кстати, что Тьюринг создавал свою Машину с оглядкой на человеческое мышление.
[26]
На этом настаивал Р. Пенроуз в книгах «Новый ум короля» (1989) и «Тени разума» (1994). Опираясь па теорему Геделя, Пенроуз доказывал, что человеческое мышление хотя и может быть машинообразным, как правило, бывает другим — невычислимым. Однако все его аргументы были подвергнуты серьезной критике, и они мало убедили или хотя бы смутили когнитивистов.
[27]
Putnam Н. Minds and machines // Dimensions of Mind. P. 148–180.
Патнэм как раз и подчеркнул данное сходство. Он объявил мозг аналогом материальной составляющей Машины Тьюринга, а сознание — аналогом ее программы. И этот факт стал одной из отправных точек когнитивной науки. Пафос когнитивистов был связан с тем, что понимание сознания как программы позволяет абстрагироваться от аппаратной части, т. е. от мозга (ведь одна и та же программа может быть исполнена на разных hardware, причем детали архитектуры этой материальной основы несущественны), и научно исследовать виды ментальных состояний, которые в таком случае приравниваются к вычислительным состояниям Машины Тьюринга.
Со временем, впрочем, выяснилось, что уверенность некоторых когнитивистов в том, что они могут обойтись без нейро — науки, была не вполне обоснованной [28] . В конце концов, и рассуждения об одной и той же программе, исполняемой на разных компьютерах, это тоже идеализация. Программа, написанная для IBM PC, не пойдет на Мас. Детали архитектуры могут иметь критическое значение.
Обнаружилась и другая неприятная для когнитивизма вещь — абстрактность компьютерной метафоры. Резким критиком когнитивизма в этом направлении стал сам Патнэм, разочаровавшийся в собственных [29] идеях. Причем с годами эта критика становилась все острее. В поздних [30] статьях он уже прямо говорит о «химере» когнитивной науки. И в самом деле, хорошо рассуждать о том, что, скажем, желание сходить в Метрополитен — музей — это вычислительное состояние, но попробуйте привести пример реальной программы, вычисляющей место этого состояния в ряду других ментальных состояний! Никто и никогда еще не сделал этого, уверен Патнэм.
[28]
См., напр.: Churchland P. M. Functionalism at forty: A critical retrospective // Journal of Philosophy 102:1 (2005).' P. 33–50. Черчленд критикует и другие тезисы классической когнитивной науки.
[29]
По словам самого Патнэма, все началось с того, что он обнаружил, что компьютерная метафора плохо согласуется с его собственной экстерналистской теорией значения — см.: Putnam H. Words & Life. Cambridge MA, 1994. P. 443444.
[30]
Cм., напр, мини — статыо Патнэма, присланную им на одну из конференций в МГУ — Патнэм. X. Химера когнитивной науки // Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24–28 мая 2005 г.). М., 2005. Т. 1. С. 276.
Критика Патнэмом своих ранних идей понятна, но стоит обратить внимание, что она основана на холистском, в куай — новском смысле, понимании ментальных состояний: все такие состояния или, по крайней мере, пропозициональные установки, в частности убеждения и желания, зависят от всех других подобных состояний — а также, по Патнэму, от разного рода внешних факторов — и индивидуализируются лишь в отношении к целому. При таком подходе задача программного описания конкретных ментальных состояний и в самом деле выглядит почти нерешаемой. Модульная теория сознания, к которой мы возвращаемся, рисует, однако, лучшие перспективы [31] .
[31]
Что, кстати, не отрицал и сам Патнэм — см.: Putnam H. Words & Life. P. 415.
Чтобы оценить ее преимущества, достаточно обратить внимание на ее основную черту. Модули мыслятся как относительно автономные блоки, каждый из которых может иметь свою программу, нацеленную на решение частных задач, — и не обязательно сложную. Так что здесь вполне реально построение математических моделей, а возможно, и механическое воспроизведение тех или иных блоков. Надо сказать, что в этой области сделано уже немало. Довольно впечатляющими были попытки построить математические модели зрительного восприятия. И тут наверняка будут новые достижения.
Еще один довод в пользу модульной теории сознания состоит в том, что она, по — видимому, подтверждается данными экспериментальной психологии и неврологии. Если взять то же зрительное восприятие, то его модульный, относительно автономный характер демонстрирует хотя бы то, что всем из вестные зрительные иллюзии, когда одинаковые цвета кажутся разными, когда равные отрезки кажутся отрезками разной длины и т. п., не исчезают и после того, как мы рационально убедили себя, что это всего лишь [32] иллюзия. Другие подтверждения модульности дают клинические случаи, связанные с повреждениями тех или иных участков мозга, при которых оказывается, что человек, к примеру, может идентифицировать столы и стулья, но не в силах узнавать людей или сохраняет высокий интеллектуальный коэффициент, но утрачивает способность грамматически правильно выражать свои мысли и т. п. [33] Если бы сознание было устроено холистически, т. е. являло собой единую сеть ментальных установок, то частичные повреждения мозга могли бы легко компенсироваться и подобных драматических феноменов не наблюдалось бы. Их существование показывает, что психические функции жестко специализированы и привязаны к определенным участкам нервной системы,
[32]
FodorJ. A Theory of Content and Other Essays. Cambridge MA, 1990. P. 198–199.
[33]
См., напр.: Сакс О. Человек, который принял свою жену за шляпу. М., 2005; Feinberg Т. Е. Altered Egos: How the Brain Creates the Self. N. Y., 2001; Рамачандран B. C. Рождение разума. Загадки нашего сознания. М., 2006.
И вот в этом, в указании на тесную связь определенных классов ментальных состояний и конкретных подсистем мозга, состоит еще одно несомненное достоинство модульной теории сознания, хотя я уже говорил, что не так давно некоторые когнитивисты назвали бы это скорее недостатком, чем достоинством. Наука о мозге до последнего времени была настолько неразвита, что было просто странно искать союза с ней. Но сейчас ситуация резко изменилась.
Эти радикальные изменения были связаны с целым рядом обстоятельств, не в последнюю очередь с уточнением биохимии нейронных процессов и появлением новых способов получения детальной картины работы мозга при выполнении им самых разных задач.
Но, разумеется, дело не только в fMRI и других современных методиках [34] . Не меньшее значение имело то, что во второй половине XX века нейронаука привлекла внимание целой армии незаурядных ученых. Пионером изучения сознания с современных нейробиологических позиций стал Фрэнсис Крик. Разгадав в 50–е годы вместе с Дж. Уотсоном «загадку жизни» [35] — определив структуру ДНК, — в последующий период он обратился к решению загадки сознания на базе конкретных нейронаучных изысканий. Крик и его коллега К. Кох начали настоящую охоту за «нейронными коррелятами сознания» [36] .
[34]
Удачный обзор этих методик дан в книге П. Черчленда — см.: Churchland P. M. The Engine of Reason, the Seat of the Soul: A Philosophical Journey into the Brain. Cambridge MA, 1996(1995). P. 151–158.
[35]
И получив за это Нобелевскую премию в 1962 г.
[36]
Так называемые NCC. Подробное обсуждение различных проблем и аспектов этого проекта: Chalmers D. J. What is a neural correlate of consciousness // Neural Correlates of Consciousness: Empirical and Conceptual Questions, ed. by T. Metzinger. Cambridge MA, 2000. P. 17–40. См. также: Churchland P. S. Brain-Wise: Studies in Neu-rophilosophy. Cambridge MA, 2002. P. 154–156.
Отмечу, что их интересовало не сознание в широком смысле — как совокупность ментальных состояний и механизмов (привязка некоторых из них к определенным участкам мозга к тому же давно установлена), — а сознание в узком смысле, как состояние, противоположное состоянию сна без сновидений или обморока, и даже не сознание в узком смысле как таковое, а тот его аспект, который связан с восприятием зрительной информации. Они пытались понять, какие нейронные процессы отвечают за появление визуальных контентов [37] .
[37]
Итогом многолетних исследований стала фундаментальная книга К. Коха «В поисках сознания» — Koch С. The Quest for Consciousness: A Neurobiological Approach. Englewood, 2004.
Поначалу, еще в 1990 г., Крик и Кох, опираясь на экспериментальные данные и гипотезы немецких нейроученых В. Зингера, Р. Экхорна и др., предположили [38] , что, поскольку визуальное сознание интегративно, т. е. предполагает объединение таких составляющих, как цвет, форма, движение и т. п., за обработку которых, однако, отвечают разные группы нейронов, то нейронными коррелятами сознания могут оказаться те процессы в соответствующих «визуальных» участках переднего мозга, которые синхронизированы друг с другом, — а синхронизация, полагали они, происходит через высокочастотные колебания. Между тем в 2004 г. Кох заявил, что «сегодня ни Фрэнсис, ни я больше не считаем, что синхронизированные импульсы являются достаточным условием нейронных коррелятов сознания» [39] . К отказу от этой гипотезы их привели экспериментальные трудности [40] . Взамен Кох выдвинул тезис, что синхронизация нейронных импульсов играет более скромную роль — одного из факторов, способствующих победе какой-либо из конкурирующих коалиций нейронов. Победитель получает возможность влиять на разного рода подсистемы в мозге, в частности на центры, отвечающие за речь и планирование [41] [42] . И в этой связи Кох отсылал к модели сознания, предложенной американским когнитивным ученым Б. Баарсом [43] .
[38]
Crick F., Koch С Towards a neurobiological theory of consciousness // The Nature of Consciousness: Philosophical Debates, ed. by N. Block, О. Flanagan, and G. Guzeldere. Cambridge MA, 1997. P. 277–292. Первоначально — в Seminars in the Neurosciences 2 (1990). См. также: Crick F. The Astonishing Hypothesis: The Scientific Search for the Soul. N. Y., 1995 (1994). P. 244.
[39]
Koch C. The Quest for Consciousness. P. 46.
[40]
Которые, однако, как считают некоторые, могут быть преодолены — см.: Hameroff S. The good, the bad and the octopus // Journal of Consciousness Studies 14: 8 (2007). P. 105–109. Ср.: Singer W. Large-scale temporal coordination of cortical activity as a prerequisite for conscious experience // The Blackwell Companion to Consciousness, ed. by M. Velmans and S. Schneider. Maiden, 2007. P. 605–615.
[41]
Обсуждение различных аспектов этих идей на новом экспериментальном материале — см.: Melloni L. et at. Synchronization of neural activity across cortical areas correlates with conscious perception // The Journal of Neuroscience 27: 11 (2007). P. 2858–2865.
[42]
Koch С. The Quest for Consciousness. P. 98, 311.
[43]
См.: Baars B. A Cognitive Theory of Consciousness. Cambridge, 1988. Новая версия его теории представлена в книге: Baars В, In the Theater of Consciousness: The Workspace of the Mind. N. Y., 1997.