Трудно удержать
Шрифт:
Как сильно нуждался в тебе.
Мне требуется мгновение, чтобы осознать эту мысль, но я отгоняю ее подальше, потому что я ни в чем не нуждаюсь. Или точнее – ни в ком.
Когда-то нуждался.
А после ее смерти поклялся никогда больше не допускать подобного.
Мы сидим молча, пока волны плещутся о берег, а солнце медленно исчезает за океаном.
– Ты подарил мне закат, – вдруг шепчет Леннокс. – Никто никогда не дарил мне закат.
– Ерунда какая-то. Определенно…
– Шшш, – прерывает она, прежде чем прижаться
Никто никогда не дарил мне закат.
Не уверен, почему ее замечание задело меня за живое, ведь Леннокс Кинкейд заслуживает куда большего, чем закаты. Она заслуживает рассветы, закаты и все, что между ними.
И, словно по команде, звонит телефон Леннокс, из-за чего она хмурится.
– Только не это. Отстань, Деккер, – ворчит она.
– Я не возражаю, если ты хочешь ответить.
– Зато я возражаю, – раздраженно заявляет Леннокс. Она встает, чтобы взять сумочку, а после возвращается и бесцеремонно вываливает ее содержимое на шезлонг. Вид вещей, которые она перебирает, вызывает у меня смех: кошелек, косметичка, бейсбольный мяч с подписями, который, уверен, имеет какую-то особую ценность, но болтается в сумочке, в которую большинство женщин предпочли бы положить резинку для волос. Хотя и резинки тут тоже имеются, наряду с визитками и ручками, но больше всего меня веселит то, что, отодвинув в сторону первый телефон, Леннокс хватает второй.
– У тебя их два? Ты настолько важная персона? – смеюсь я.
– Долгая история, – бормочет она, отмахиваясь от меня, когда один из мобильников снова начинает звонить. – Вот ты где! – нажимает она кнопку сбоку, и телефон тут же замолкает. – Проблема решена. Больше нам никто не помешает.
Леннокс одаривает меня самой широкой и очаровательной улыбкой, прежде чем снова усесться и прижаться ко мне.
– Существует какая-то определенная причина, почему ты не хочешь говорить с сестрой? – спрашиваю я.
– Целая куча, – фыркает Леннокс.
– И какие же?
Леннокс качает головой, и пусть я не вижу ее глаз, готов поклясться, что она закатила их.
– Потому что они всегда такие идеальные, а я… просто я.
– И что это значит? Что ты неотразимая? Умная. Энергичная. Серьезная. Сексуальная. Веселая.
– Но почему ты начал с «неотразимая»? – немного резко уточняет Леннокс.
В голове у меня раздаются тревожные звоночки.
– Не знал, что называть тебя неотразимой – преступление. Особенно, когда ты выглядишь вот так, – указываю я на ноги, которые она закинула на мои, из-за чего обнажились ее бедра. Надувшая губы Леннокс с любопытством смотрит на меня. – Уверяю, я не хотел тебя оскорбить. Вообще-то, совсем наоборот. – В ответ она лишь тяжело вздыхает. – Не хочешь объяснить, как то, что я назвал тебя неотразимой, связано с твоим нежеланием отвечать на звонок сестры?
– Все сложно.
Я смеюсь, запрокинув голову.
– Ты же помнишь, с кем разговариваешь? С тем, кто в последнее время стал королем сложностей.
– Работать с семьей нелегко.
–
– Между четырьмя сестрами? – усмехается Леннокс.
– Тебе нравится то, чем ты занимаешься? Делает ли тебя это счастливой?
– Ага, – отвечает она, но что-то в ее глазах говорит об обратном. Возможно, причина в том же, что я успел уловить, когда зашел в дом, а она болтала с одной из сестер. В ответе Леннокс слышится сарказм. Почти как смесь обиды и раздражения, которую она прячет, стоит мне ее только заметить.
Прямо как сейчас.
– Звучит не слишком убедительно.
Улыбка Леннокс становится более мягкой.
– Когда ты пятый человек в семейном бизнесе, создается впечатление, что там слишком много людей. Слишком много мнений. Борьбы за возможность заняться клиентом. И прочего, – хихикает она, но уже без прежнего запала. – Но да, я счастлива.
Я, поджав губы, киваю.
– Думаю, иногда тебе кажется, будто ты лишилась индивидуальности. Что ты скорее «одна из Кинкейдов», чем «Леннокс Кинкейд».
– Уверена, психологи бы приписали это классическому синдрому среднего ребенка, – бормочет она и снова кладет голову мне на грудь, но на этот раз переплетает наши пальцы.
– Я сказал бы, что ты стала частью фона «КСМ». В каком-то смысле замаскировалась.
– Замаскировалась? – со смехом повторяет она.
– Ага, именно так. В каком-то смысле. Вы все детали пазла, которые идеально друг другу подходят и слаженно трудятся. Только вот иногда, вместо того чтобы быть кусочком из середины, тебе хочется стать тем, что с краю. Время от времени тебе хочется нацепить корону и оказаться в центре внимания, вместо того чтобы оставаться одной из придворных. – Я сжимаю ее руки. – Ты потеряла свою корону.
– Звучит весьма глупо, – смеется Леннокс. – Ты же это понимаешь, да?
– Возможно, но также задевает за живое, потому что перекликается с правдой.
– Раш…
– Со мной так же. Мне нравится играть в футбол. Он – моя страсть, моя жизнь. Но что лучше всего? То, что я являюсь частью команды. Могу слиться с остальными. Могу поддерживать их. Но иногда мне также нравится быть эгоистом. Завладеть мячом, который будет принадлежать только мне. Присвоить себе всю славу, по праву владеть ею. Не существует лучшего момента, чем когда мяч оказывается в воротах и толпа начинает сходить с ума.
– На поле ты никогда не сливаешься с остальными, Раш. Ты выделяешься всякий раз, когда прикасаешься к мячу.
– Точно так же, как и ты.
– Что? – удивленно спрашивает Леннокс. – Да ты с ума сошел.
Но когда она поднимает на меня полные слез глаза, я понимаю – мои слова что-то значат для нее.
– Вполне нормально желать, чтобы толпа ревела. Нормально время от времени бросаться во все тяжкие и быть эгоистом. Здесь нечего стыдиться. Работа в «КСМ» принадлежит тебе, но не совсем. Так сделай так, чтобы она принадлежала тебе полностью. Найди то, что необходимо, чтобы завести толпу. А до тех пор, дорогая, ты всегда будешь чем-то недовольна.