Трудно удержать

Бромберг Кристи

– Было приятно познакомиться с твоей семьей. – Раш одаривает меня улыбкой, в которой полно воспоминаний. – Они отличные люди.

– Если проведешь с ними немного больше времени, они начнут сводить тебя с ума, – переплетаю я наши пальцы.

– Я успел немного прочувствовать это, когда Мэтисоны приютили меня.

– Мэтисоны? – спрашиваю я.

– После того как я поступил в академию, со мной в команде играл Рори Мэтисон. – Я киваю, хотя это имя ни о чем мне не говорит. Он определенно не новичок в футбольном клубе «Ливерпуль». – Его родители приглашали меня на каникулы,

чтобы я не оставался один. Но они совсем не похожи на твою семью, – сжимает мою руку Раш. – А до этого мы с мамой только и старались сэкономить каждое пенни, чтобы нам хватило на еду и жилье. Причем одновременно.

– Мне так жаль.

– Я не для этого рассказываю, – усмехается Раш. – Мне не нужна твоя жалость, Нокс, я… Черт возьми, – бормочет он и, проведя рукой по волосам, вздыхает.

– Раш?

Он поворачивается и смотрит на меня ясным и сосредоточенным взглядом, в котором кроется множество непостижимых эмоций.

– У меня ничего не было. Не было отца. Моя мама болела так, что больше не могла работать, так что вскоре мы истратили те маленькие сбережения, что у нас имелись. А после ее смерти никто не поинтересовался, что теперь будет с ее сыном. Одни дальние родственники решили, что меня приютили другие дальние родственники, в то время, как я жил в заброшенном сарае, который обнаружил за нашей квартирой.

– Боже мой, – говорю я, но мое восклицание остается без ответа, потому что Раш твердо намерен рассказать мне что-то. Поэтому я внимательно слушаю.

– В нем было сухо, к тому же я сделал его пригодным для жизни. Но самое важное, у меня был адрес, который позволял мне, не вызывая подозрений, тренироваться в академии. Единственной моей целью стал футбол. Когда мама только заболела, я мечтал перевезти ее в более комфортное место, а когда она умерла, только этот спорт и помог мне жить дальше. Я попрошайничал, занимал и даже воровал, Леннокс. И не только из коробки с утерянными вещами. Все, лишь бы не выделяться. Я воровал еду. Уносил домой остатки. Я был жалким пятнадцатилетним воришкой, который при любой возможности пытался набить живот.

– Даже не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить. Все наладилось, когда я получил стипендию. У меня было жилье, меня кормили. Я будто бы выиграл в лотерею. После этого Мэтисоны стали мне своего рода семьей, показали, какими нормальными могут быть те редкие дни, когда я не играю в футбол.

– Почему никто этого не знает? – шепчу я.

– Моя жизнь не фильм для поднятия настроения, Леннокс. Я ею не горжусь. – Когда голос Раша срывается от стыда, это едва не убивает меня.

– Ты прошел путь от нуля до звания одного из лучших футболистов мира. Да этот фильм не просто поднимает настроение, он вдохновляет, – вскидываю я руки. Я никогда не встречала такого самодостаточного человека, как Раш Маккензи. Как ему вообще удалось выжить? Добиться успеха? – Теперь, думая о том, что тот мальчик с выставочного матча…

– Скотти, – поправляет Раш, и оттого, что он все еще помнит его имя, на душе у меня становится теплее.

– Только подумай, какую бы надежду ты дал Скотти, если бы он узнал, через что тебе пришлось пройти.

Раш

вскакивает со скамейки, делает несколько шагов, но снова возвращается на место. За этой историей определенно скрывается что-то еще.

– Ты сказала, что я тебе не доверяю. Мне сложно кому-либо довериться, Леннокс. Позволить людям подойти слишком близко. Особенно после того, как… – Он взмахивает руками в знак безразличия. – После всего, что произошло в последнее время. Но на этих выходных ты многим поделилась со мной – семьей, жизнью, – так что я обязан рассказать тебе.

– Ты ничем мне не обязан, – уверяю я и протягиваю руку, желая успокоить его своим прикосновением.

– Позволь перефразировать, – произносит Раш, встречаясь со мной взглядом. – Я хочу рассказать тебе.

Мое сердце трепещет. Не знаю, стоит ли мне радоваться или бояться, поэтому останавливаюсь где-то посередине, ведь эти эмоции кардинально противоположны.

Страх означает, что я раню Раша. Радость – что я хочу от него большего, хочу большего с ним. А я все еще не готова это признать, поскольку страшусь даже попробовать.

– Раш… – Мой голос переполнен эмоциями. – Не знаю, что и сказать.

– Скажи, что я не ошибаюсь. Скажи, что я разговариваю с Леннокс-женщиной, а не Леннокс-агентом. Пообещай, что все, что я расскажу, останется строго между нами. Пообещай, что я могу тебе доверять.

– Ты можешь довериться мне, Раш. – Я осознаю всю весомость этого заявления.

И… Раш открывается мне. Он начинает с украденного печенья и банана, а также полицейского, который пытался контролировать сына. Он рассказывает их историю, не забыв упомянуть, как предан тому моменту, когда Арчибальд подарил ему шанс на жизнь, которую он теперь ведет. Он говорит о Хелен, которая окружила его материнской любовью, несмотря на то, что у нее уже имелся сын, которому часто нужна была поддержка. Она подарила Рашу материнскую любовь, которой ему так безнадежно недоставало. Семью, что поддерживала его, помогла забыть о прошлом, которого он так стыдился.

Когда Раш переходит к фотографии Рори и Эсме, у меня замирает сердце. Подросток внутри Раша все еще чувствует себя обязанным перед другими, хотя он сам сделал себя тем, кто он есть.

– Вот и все. Теперь ты все знаешь. – Голос Раша дрожит, а то, как он смотрит на меня – так, словно мое мнение о нем должно измениться, – буквально сводит с ума. Мне так и хочется прижать его к себе, но я понимаю, что мое всепоглощающее сочувствие он примет за жалость.

– Спасибо, что доверился мне, Раш.

– Комментариев не будет? Совсем? – спрашивает он.

– Ты сумасшедший, если хочешь, чтобы я заявила, что теперь стану думать о тебе хуже.

– Нет, я полагал, что ты назовешь меня сумасшедшим, потому что я взял вину на себя.

– Именно это волнует тебя больше всего?

Раш отказывается смотреть на меня. Я сажусь перед ним на корточки, буквально вынуждая встретиться со мной взглядом.

Для любого, кто также прогуливается здесь, мы всего лишь парочка, что ведет серьезный разговор, смотря друг другу в глаза, смотря друг другу в сердце.