Трудности белых ворон
Шрифт:
Они снова замолчали, глядя друг другу в глаза и улыбаясь. А уже через минуту Петров, весь подобравшись и неловко поерзав на стуле, тихо спросил:
— А ты как с Люсей познакомился–то, сынок?
— Да случайно! Мы с ней в поезде вместе ехали, когда я зимой из Краснодара возвращался. Она как раз к этому самому Глебу и ездила. Я тогда сразу в нее и влюбился, как увидел только.
— Ну да, ну да… Надо же… Вот и не верь в судьбу после этого…Ту такое дело, сын… Фу, черт, даже не знаю, как сказать!
Петров снова заерзал на стуле, потом
— Фу, черт… — снова пробормотал он, делая частые глубокие затяжки, пока быстрый огонек сигареты не добрался до самого фильтра. Наткнувшись на удивленный взгляд Ильи, он привычным щелчком отправил окурок в форточку, снова сел напротив.
— Ладно, сын, слушай. И будь мужчиной, если что. С этого самого момента Люся больше не твоя девушка, понял? Она сестра твоя.
— Как это? – недоверчиво улыбнулся Илья. – В каком это смысле – сестра?
— Да в самом что ни на есть прямом… Люсина мама – моя бывшая невеста. Это мы здесь сегодня с Шуваловым выяснили. И замуж за него она уже беременной выходила – от меня, стало быть. Так что вы брат и сестра, Илья. Тут уж ничего не поделаешь…
— Так не бывает… — с ужасом глядя на Петрова, тихо произнес Илья. – Что ты! Так ведь только в кино бывает, и все…В сериалах там всяких…
— А в жизни все и случается, как в кино, сын. Вернее, в кино, как в жизни. И не такое еще! Я–то ведь тоже про Люсю только сейчас узнал… Так что у нас с тобой сегодня общий праздник — у меня дочь появилась, а у тебя – сестра! Именинники мы сегодня!
Слушай, а мы успеем до поезда к ней съездить? Я ее очень увидеть хочу!
— Нет, не надо! Когда Глеб с вокзала позвонил, она так плакала… Я ее до дому проводил — она совсем уже без сил была. Не надо пока, пап! Ей просто столько информации сразу не воспринять. Не услышит она.
— Так мы ж на минутку, я только взгляну на нее, и все! Она тоже мой ребенок, ты пойми…
— Нет, отец, не надо, — тихо, но твердо сказал Илья, глядя Петрову в глаза. – Для нее и в самом деле эта новость на сегодняшний день – уже перебор. Я ей сам потом скажу, ладно? Я придумаю, как…
Илья и сам не понимал, откуда в нем взялась такая твердость и решительность. Выплыло вдруг в общей сумятице чувств какое–то незнакомое, шестое, наверное , чувство, которое подсказало: нельзя пока говорить этого Люсе. Потому, может, что не примет она сейчас никакого нового отца. Он же вот тоже не может никак принять, что Люся – сестра…
— …Нет, не могу! – произнес Илья уже вслух. – Люся – сестра…
— А ты смоги! – неожиданно жестко вдруг проговорил Петров. – Ты просто будь мужчиной, сын! И вообще – это ты бога еще благодари, что она в тебя влюбится не успела. Повезло. А то бы натворили дел…И не думай, что братом быть легче. Может, и потруднее даже!
— Так я ж ее люблю! — в отчаянии на него глядя, пытался объяснить Илья. – Очень люблю, понимаешь?
— Ну так и люби! – так же жестко проговорил Петров. – Как
— И все равно, все равно трудно принять … — тяжело замотал головой Илья.
— А кто говорит, что легко? – вздохнул грустно Петров. – Нелегко, конечно. Но ничего. Примешь. Научишься. Я в тебя верю. ь легче….я влюбится не успела. и улыбаясь. 106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106
— Мы летом приедем к тебе, ладно, пап? Вместе… — словно очнувшись от его жестких, как короткие команды слов, проговорил Илья.
— Хорошо, сын. Буду ждать. Мы все будем вас ждать. И я, и Аня, и пацаны наши. В гости ли, насовсем ли – без разницы…
— У тебя ведь много детей, да? Мне Анна Сергеевна рассказывала, когда провожала.
— Да. Много. У меня, кроме Вовки, Сашки и Артема, есть еще Леня, есть Павлик, есть дочка Ульяна… А еще вы с Люсей у меня теперь есть! Представляешь, какое счастье?
Он еще что–то говорил, заглядывая ему в глаза и улыбаясь, и тряс за плечо – Илья уже ничего не слышал. Просто сидел и смотрел на него — ему хватало… Иногда не нужно говорить никаких слов – даже самых проникновенных – чтобы ощутить вдруг эту ни с чем не сравнимую теплоту совместного бытия, заключенного в круг маленького общего пространства, называемую одним емким словом – любовь. Да, он любил этого странного мужика, сидящего перед ним, маленького доктора с пронзительно–горячими, умными и добрыми глазами. Уезжая тогда из Краснодара – уже любил, потому что не любить его было просто невозможно…
— …Ты обязательно должен с ними познакомиться, Илья! Они все очень замечательные ребята! Все разные, конечно, каждый со своим характером и своим тараканом в голове, но все равно все замечательные. Каждый – личность неординарная, ищущая, творческая. Я всеми вами очень горжусь…
— И мной тоже?
— И тобой!
— А мной за что? За то, что заблудился в трех соснах? Что пошел права качать к больному человеку? Что своими поисками неизвестно каких истин только неприятности приношу своей матери? Что не знаю, как теперь научиться относиться к любимой девушке, как к сестре?
— Да ладно тебе, сынок. Поверь мне, что все эти твои духовные метания будут потом казаться тебе самым прекрасным временем – всего лишь временем твоей юности. И все у тебя еще будет – и любовь настоящая, и семья, и дети, — много детей! И ты их очень любить будешь – ты умеешь! И поверь мне, тоже будешь потом ими гордиться. И вообще – как здорово, что именно ты у меня есть, вот такой вот…
— А ты – у меня…
И они снова молчали, и снова долго смотрели друг другу в одинаковые коричнево–горячие глаза, и опять говорили обо всем на свете взахлеб, и опять потом молчали легко, и улыбались, и не могли наглядеться друг на друга, пока Петров не произнес тихо и грустно: