Трудный ребенок
Шрифт:
– Откройся!
Только одно слово – и заслонка, отделяющая меня от безумия, сломалась. Я упала на колени, прямо на пыльный пол. Уперлась руками в щербатые доски, склонила голову.
Столько злости – черная дымка, обволакивающая, пробирающаяся внутрь с каждым вдохом, с каждым движением, проникающая сквозь поры в коже, впитывающаяся в кровь. Злость смешалась с кеном, поселилась в жиле.
Больно. Мамочки, как больно!
– Они все виноваты, – шептал голос. – Они все...
– Убирайся! – прошипела я, царапая
– Они все...
– Уходи!
Руки сами потянулись к животу, открылись.
Я боролась с собой. Буквально вымывала жилу от тьмы, тщательно, скрупулезно.
Наконец, голос затих. Я упала на голые доски, тяжело дыша. Пот градом стекал с лица, и я вытирала его горящими ладонями.
– Полина! – Андрей поднял меня, усадил на колени. Совсем как ребенка.
И я заплакала.
Понимая, что ничего не вышло, что все был напрасно. Тана нет, Первозданные не помогают хищной, а я только что...
Что?
Да этого просто не может быть! Тебе почудилось, Полина.
Охотник гладил меня по голове, и от его прикосновений больше не было никакого дискомфорта. Может, усталость, а может, последствия проникновения...
– Мне нужно домой, – всхлипнула я, высвободилась и встала.
– Я тебя отвезу.
Андрей помог мне дойти до машины, усадил на переднее сиденье. Внутри поселилась странная апатия, и впервые в жизни захотелось сдаться. Оставить все, как есть. Уснуть...
«Не смей! – приказала я себе мысленно. – Выход есть всегда!»
Выход есть. Ну конечно! Как же я не поняла это там – в доме? Ведь ответ всегда на виду.
Ничего не кончено. Именно теперь, когда все двери закрыты, передо мной открылась другая – совершенно неожиданная.
Мы ехали назад в полной тишине. Впереди на горизонте занимался рассвет. Серый воздух постепенно светлел, становился прозрачным, проявляя зелень пробегающих мимо деревьев. Ярко-желтое подсолнечное поле следило за восходом поднимающимися головками цветов.
Андрей никогда не лез в душу, не допытывался. И всегда был рядом в трудную минуту. Подумать только – охотник! В то время как человек, которому я вверила собственную жизнь, предавал не раз.
Как же все относительно. Ярлыки, которые мы вешаем на людей. Наша суть. Испытания.
Живот болел так, будто в него вонзили нож. Ладони покрылись волдырями. Но я не обращала внимания на боль. Хищные быстро восстанавливаются, а сольвейги – еще быстрее. И теперь я знаю, что делать.
Мы остановились перед воротами, и я отчетливо поняла: наш дом не крепость. Никогда ею не был.
– Спасибо, – прошептала охотнику, уткнувшись носом в горячую кожу плеча.
– Я же не помог.
– Ты был рядом. Это важно.
– Тогда пожалуйста. – Он приподнял мой подбородок. – Напрасно просить тебя не делать глупостей, но я все же попрошу.
Я равнодушно кивнула.
– Ты прав, напрасно.
– Что
Я открыла дверцу, вышла и бросила через плечо:
– У меня есть план.
План...
Сложно тот бред, что родился в моей голове, назвать даже идеей. Но больше у меня ничего не было.
Я буквально ввалилась в дом. Спать хотелось неимоверно – казалось, могу упасть на пол в гостиной и уснуть прямо тут. Нужно отдохнуть. Если я хочу вернуть дочь, нельзя изводиться отчаянием. Ничего не кончено – просто не может так быть! Нельзя терять надежду.
Я найду Киру.
В гостиной меня встретила Лара. Защитница была бледной и прижимала ладони к груди.
– Где Влад? – спросила она и замолчала. На последнем слоге ее голос сорвался – казалось, Лара вот-вот заплачет.
– Не знаю! – резко бросила я, а потом добавила уже мягче: – Его не было со мной.
Наверное, я выглядела ужасно, потому что в глазах защитницы мелькнула едва скрываемая жалость. Но злиться на Лару сил уже не было. Я поднялась к себе, наспех вымылась и уснула быстрее, чем голова коснулась подушки.
Проснулась оттого, что кто-то гладил меня по волосам. Открыла глаза и увидела Глеба.
– Зря я уехал, – сказал он хмуро.
– Ты бы ничего не изменил. Мишель приходил. Наверное, защита не сдержала его...
– Где Влад?
Я пожала плечами.
– Это меньшее, что меня сейчас волнует.
– Ты какая-то очень спокойная. Меня это пугает.
– Ты привез клинок? Покажи.
Глеб протянул руку и взял с тумбочки небольшой сверток, развернул ткань, похожую на мешковину и протянул мне нож. Я провела рукой по прохладной поверхности стали. Волдыри ссохлись и дискомфорта почти не причиняли.
Или я просто не обращала внимания? Имел значение только нож.
И чем он особенный? Рукоятка из кости с выгравированными рунами. Ровное острое лезвие. И никакой магии. Вернее, я ее не чувствовала. Совсем.
– Он, правда, способен убить Тана?
– Вне всяких сомнений, – уверил Глеб.
– Отлично. – Я откинулась на подушки, безразлично уставилась в потолок. – Жду не дождусь, когда Чернокнижник сдохнет. Но сначала охотник.
Глеб покачал головой.
– У тебя шок. Ты сама на себя не похожа...
– Впервые в жизни я уверена в себе на все сто. И впервые в жизни точно знаю, что делать.
Глеб тревожился. Глупый. Что со мной станется? Я сольвейг. Хищная со смертоносным кеном, которой не нужно питаться, чтобы жить.
А после сегодняшней ночи и вовсе нужно перестать волноваться. Если бы Мишель хотел убить Киру, он не стал бы ее похищать. А значит, ребенок ему нужен. Ему или Тану – однозначно. Но я не узнаю, пока не найду охотника.
– Нужно придумать план, где искать древнего, – словно прочитав мои мысли, сказал Глеб. – Они ж маскируются дай боже. И нафига ему все это, не пойму...