Трудный ребенок

Ангел Ксюша

– У меня есть план. И мне нужна твоя квартира. На время – не хочу, чтобы мешали.

– План? Какой?

– Первозданные знают, где Мишель. Но они не скажут хищному. Эти снобы говорят лишь с охотниками, значит, дадим им охотника! Для этого у меня есть все, что нужно – ярость и кровь. – Я глубоко вдохнула и посмотрела на друга. – Я впустила нали.

Глава 8. Девять кругов ада

– Ни одного упоминания.

Вообще ни слова! – Я закрыла ноутбук и откинулась на подушку. – Как это вообще делается?

– Ты не того пытаешь. – Глеб пожал плечами. – Я никогда не впускал нали. В атли по этим делам есть другой эксперт.

– Если верить летописям, достаточно произнести заклинание, – продолжала я, пропустив мимо ушей намеки на Влада. – Но в ту ночь я ничего не говорила. Он просто вошел в меня – разве такое возможно? А заклинание это триста раз перечитывала – и ничего.

– Ты – женщина. Я удивлен, что у тебя в первый раз получилось. Женщины никогда...

– Со мной пора забыть это слово, – перебила я.

– Может, тебе нужно разозлиться? Ну, как тогда?

– Я зла, – пробормотала я. – Очень зла на Мишеля. Найду и убью.

– А выглядишь усталой, а не злой. Без обид, но... может, поспишь?

– Некогда спать. Кира там одна. С охотником.

От этой мысли в горле встал ком, а на глазах выступили слезы отчаяния.

– И ей нужна здоровая героиня-мама, которая придет и наваляет древнему, а не упадет на пороге от истощения. – Глеб убрал с моих коленей ноутбук и укрыл пледом. – Поспи. Разбужу тебя через пару часов, обещаю.

Сначала хотелось поспорить, а потом я сдалась. Дрожь в руках постепенно утихала, тело расслаблялось. Я погрузилась в мягкую обволакивающую темноту сна.

В хельзе жарко – даже вода озера настолько горячая, что не спасает от зноя. Воздух влажный, вязкий, оттого тяжело дышать. В груди словно камень, он тянет вниз, угнетает. Как и незнакомец рядом со мной. Сегодня с ним некомфортно, и хочется уйти.

– Ты должна остановиться, – строго говорит он. – Ты не знаешь, к чему это приведет.

– Я не могу иначе. У охотника моя дочь, и только так я пойму, где он ее держит.

Сжимаю кулаки, и теплый песок просыпается сквозь пальцы. Злость и бессилие, бессилие и злость...

– Вампир не дремлет, – обеспокоено говорит Уна. Она садится рядом и поджимает ноги, расправляя широкую шифоновую юбку цвета корицы.

Незнакомец кивает и смотрит вдаль.

– Совсем близко. Нужно думать об этом, а не баловаться нали.

– Я не балуюсь, – возражаю. Почему-то становится обидно, что они говорят со мной, как с ребенком. Ведь у меня настоящая беда, а они... – Моя дочь...

Чья-то ладонь ложится на плечо, и становится по-настоящему страшно. Я медленно поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с темно-серыми глазами.

– Беги, – шепчет Мишель. – Прячься, Кастелла.

Я проснулась в поту. Страх, снова страх. А ведь я не бояться должна, а драться. Ненавижу! Ненавижу Мишеля и Тана.

Посмотрела на часы – полчаса прошло. И не отдохнула, и прогресса никакого.

Глеб

прав, мне нужно разозлиться.

Его нигде не было – возможно, уехал к атли, а может, вышел в магазин. Уже неделю мы почти безвылазно сидели в квартире на Достоевского, и я пыталась впустить нали. Тщетно. Ни заклинание, ни тщательно поддерживаемая злость не помогали. Возможно, женщина действительно не может пропустить через себя девятерых, и мой план был слишком безумным...

Но ведь в тот раз получилось. И я ничего особо не делала, даже не старалась.

– Ну же. Я хочу покормить тебя кеном, – прошептала я, словно второй нали мог услышать меня. – Особенным кеном сольвейга. Приходи.

Ничего. Даже намека на темную сущность, заполоняющую жилу. И я так же далеко от древнего, как и была.

Щелкнул замок, хлопнула входная дверь, а через минуту в комнату вошел Глеб.

– Ты чего встала? – с укором спросил он.

– Не спится.

– Я пельменей купил, сейчас сварю. А потом посмотрим комедию какую-нибудь, чтобы тебя отвлечь. Нельзя циклиться, Полевая. Киру не только ты хочешь вернуть. Атли на ушах. Влад о тебе спрашивал, но я тебя отмазал.

– И хорошо. Не хочу его видеть. Во всяком случае, пока. – Я вздохнула. – Я обидела его в ту ночь, а ведь, по сути, он не виноват. Что он мог сделать против древнего? Вот если бы я умела контролировать свой кен... Но все равно я настолько зла, что могу сорваться и наговорить гадостей.

– Да, пожалуй, не стоит, – согласился Глеб.

Поужинали мы в полном молчании. Я ковыряла вилкой в тарелке, перекатывая из стороны в сторону сочный пельмень. Кусок в горло не лез, наоборот, к еде было странное отвращение, но я заставила себя проглотить три штуки. Нужно быть сильной, а для этого необходимо есть.

А потом Глеб включил молодежную комедию, одну из тех – полу-пошлых, полу-тупых, которые посмотришь и забудешь. Сначала я пялилась мимо экрана, думая о своем. Мысли о вымышленной хельзе не шли из головы, а слова незнакомца вызывали тревогу. Даже не сами слова – тон, которым они были произнесены. Инстинкты пророчицы шептали, что нужно разузнать побольше, но у кого спрашивать, я не знала. Ведь он выдуманный: и тот мир, и мужчина. Даже образ Уны – а я была уверена, то был лишь образ, воспоминание – только игра моего воображения. Попытка связать меня с матерью, понять, что есть кто-то выше, мудрее меня. Чтобы ответственность так не давила на плечи.

Глеб засмеялся от очередной шутки, и я перевела взгляд на экран. Чисто инстинктивно, не задумываясь. И тут же рассмеялась следом. И опять. И снова.

А потом просто не могла остановиться. Постепенно расслабляясь, выплескивала негатив. Сначала подумала, что начнется истерика, что было бы вполне нормальным – я не давала волю чувствам с той самой ночи. А потом поняла, что это просто смех – живой и сумасшедший. Тело заполнила эйфория, я откинулась на спинку дивана. Чувствовала себя так, как однажды в десятом классе, когда мы с Викой впервые попробовали травку.