Трудовые будни барышни-попаданки 5
Шрифт:
Рылеев замер. Я поняла почему: он ведь и правда вел разговоры о необходимости убить нового царя завтрашним утром. А такое поручение исключает амнистию.
— Я недавно была в Зимнем, я говорила с великим князем, которому на завтра назначена присяга. Я расскажу вам, о чем мы договорились. А сейчас, прошу, поверьте мне: будущий царь любит своих детей. И хочет, чтобы они выросли в безопасности. Неудачный мятеж расколет страну, в ней не будет мира. А я тоже хочу, чтобы мои дети росли без обид на правительство и не желали
Ох, надо бы остановиться, пока не заплакала.
Но это сделала Наталья Михайловна. Подошла к супругу, обняла.
— Кондратий…
Обернулась к сидящим, сказала, не сдерживая слез:
— Пожалуйста, не губите нас.
Рылеев растерянно оглянулся. Обнял и жену, и маленькую дочку.
Домой я все-таки заглянула. На три часа, даже меньше. Расцеловала не спавших, ждавших меня детей. Приняла ванну. Сделала вид, что поспала. И в пятом часу опять поехала в Санкт-Петербург.
С вечера еще раз поблагодарила Петрушу. Он как раз рассказывал товарищам о своих похождениях в офицерском мундире. Похоже, привез из города пару бутылок вина. Прощаю, заслужил.
Ехала одна. Миша ночевал в городе — следил за порядком.
Боязнь и тревога не то чтобы ушли, но отступили перед дремотным спокойствием. Да, может так случиться, что без меня всё переиграют. И в Зимнем, и на Мойке, у Рылеева. Но тут уж только ждать.
Ждать проще всего во сне…
— Эмма Марковна, приехали.
Приехали на Сенатскую. Была уже половина восьмого утра, сенаторы присягнули. Но не разъезжались, так как должен был прибыть новый император и члены Госсовета, не являвшиеся сенаторами.
У входа меня ждал Миша. Улыбнулся бодрой улыбкой человека, не спавшего ночь и освежившегося литром кофе:
— Порядок, Мушка. Дополнение к Манифесту отпечатано. Едут!
Действительно, в полумраке Адмиралтейского бульвара показались сани и верховые фигуры.
— Будет новоиспеченный царь, — шепнул супруг, — а вот мамочка заявила, что согласна на ограничение самодержавия, но не согласна об этом слышать.
Я не верила все равно. До той минуты, когда появился император и генералы заполнили зал. Не без затруднений: понадобились дополнительные кресла и скамьи.
В зале было жарко, если не сказать душно. Супруг оказался рядом с начальником, а я — едва ли не на галерке. Слегка подтанцовывала, чтобы не заснуть.
Но все равно пропустила минуту, когда началось чтение нового документа.
«Божиею поспешествующею милостию мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский…» «Понимая волнения и опасения наших верноподданных…» «Преисполненные желания всеобщего благоденствия…» «Понимая недопустимость существующего стеснения помещичьих крестьян…» «Осознав необходимость дополнительных прав для Государственного Совета…» «Необходимость
Интересно, как составлялся этот документ? Возможно, как Манифест о вступлении на трон: написал Карамзин, отредактировал Сперанский.
Если в зале кто-то и дремал, то только я. Сенаторы вертели головами и разве что не дергали себя за уши, желая убедиться в реальности происходящего. Ну да, царь сам себя ограничивает и берется покончить с крепостным правом в течение десяти лет.
Но все же это были слова, пусть и написанные. Требовался поступок.
— Мушка, проснись и лети!
Миша подкрался, дернул меня за рукав:
— Они пришли. Стоят на площади, но не знают, кому вручить.
Я мгновенно вышла из летаргии. Выскочила. Вернулась через десять минут. Как раз когда закончилось чтение.
Дальше требовалось соблюсти подобие субординации. Супруг посовещался с престарелым министром, тот что-то сказал царю. И я услышала профессиональный голос церемониймейстера:
— Его императорское величество изволят, чтобы Эмма Марковна Орлова-Шторм огласила полученные сведения.
Звездный час, звездная минута… Все отдала бы за постель и чашку какао. А тут надо идти в центр внимания.
— Ваше императорское величество, — сказала я после подобающего книксена, — вот тетрадь, в которой участники тайного общества вписали свои имена. Эти люди отказались от своих умыслов, в том числе столь страшного, как покушение на жизнь монарха. Они признают свою вину и вверяют свои судьбы вашей милости. И надеются, что смогут и дальше служить Отечеству.
По рядам пронесся ропот.
— Если люди отказались от своих умыслов, мне незачем знать их имена, — сказал новый царь, — поэтому я считаю должным…
Почему же он говорит так медленно? А, он готов сделать красивый жест. Но в этом здании находится впервые. И не видит очень важного элемента тогдашнего жизнеобеспечения.
— Ваше императорское величество, — дерзнула я, — печка слева от вас.
Первая же подошла и, не жалея перчаток, открыла заслонку.
К счастью, внутри были угольки.
Император эффектно бросил в огонь тетрадь. Но несколько листов выпали. И я поспешила опуститься на колено, чтобы поднять листочки и кинуть на угли.
Эпилог
Остров между Евразией и Америкой
— Эй, медведка, что у нас на обед?
— Сти из кабарги, печеный лосось и клюквенный квас, о повелитель огня.
Можно было проворчать, что «сти» — без капусты, да и лосось будет подан без гарнира.
Но не буду обижаться на кухарку. Во-первых, это лучшая стряпуха из племени Береговых Медведей. Во-вторых, не стоит дразнить Фортуну, придираясь к бытовым мелочам. Я на свободе, у меня нет врагов, есть еда и неплохие перспективы.