Трудовые будни барышни-попаданки 5
Шрифт:
Надо наглеть дальше.
— Я воспринимаю молчание как знак согласия. Михаил Андреевич, вам есть что сказать?
— Свалял я дурака, — вымолвил Милорадович, — да и не только я. Расскажите, как беды избежать.
Я рассказала. Потом и спорила, и модерировала дискуссию — временами она становилась очень уж жесткой. Видела, как царица то и дело примеряет к руке невидимый посох, чтобы ударить в пол и начать командовать.
Но не решалась. Всю жизнь была «ночной кукушкой», избегала открытых споров. И сейчас избежала.
Наконец договорились. Устали. И я, вымотавшаяся, но довольная, умчалась из дворца,
Верный Еремей ждал меня на площади. Спасибо супругу с административным ресурсом — кучера не решились прогнать с этой элитной парковки.
— Детки домой отправлены, Эмма Марковна, а нам куда?
— На Мойку, 72, сразу за Синим мостом.
В штаб-квартиру заговорщиков войти было проще, чем во дворец. К известному выражению «туман войны» захотелось добавить новое: «туман революции». Причем никак не метафорический: табачный дым, винный аромат, свечной запах. Мне повезло сориентироваться, и я почти сразу вошла в комнату, где заседали вершители процесса.
— Сударыня, что вам… Эмма Марковна? — удивленно сказал самый высокий чин среди заговорщиков, в котором я узнала князя Трубецкого.
— Для начала мне угодно попросить вас освободить от клятвы и членства в обществе несовершеннолетнего ученика моего училища, — сказала я. И, перекрыв удивленный ропот, добавила: — Шестнадцатилетнего Петра Воскресенского.
Глава 60
Удивленное молчание длилось пару секунд. А потом, едва раздались вопросы и междометия, я перехватила инициативу громким, пусть и чуть охрипшим голосом:
— Да, именовавший себя поручиком 2-го Сырдарьинского полка Туркестанского корпуса Петр Воскресенский на самом деле является учеником моей технической школы. И непосредственным моим порученцем. Я предложила ему сыграть роль офицера несуществующей воинской части, войти в доверие к вам и, признаюсь, сама не ожидала, насколько он легко справится с моим заданием.
— Простите, братцы, — взволнованным, но столь же густым и громким голосом произнес Петруша.
Вот тут грянула буря. Мне удалось остановить ее в самом начале выстрелом в потолок. Словесным.
— Ти-хо! — гаркнула я, сама удивившись своему комиссарскому тону. — Позвольте мне объяснить свой поступок. Дозволяете? Благодарю. Во-первых, настоятельно прошу не иметь никаких претензий к недорослю Петру. Повторяю: ему самому никогда не пришла бы в голову эта странная затея. Я нарочно использовала его. И во-вторых, надеюсь, вам интересна причина моего поступка? Да, Кондратий Федорович?
— Да, — спокойно ответил хозяин квартиры.
— Петруша, попрощайся с господами офицерами и подожди меня в передней. Что же касается причин…
Петруша быстренько покинул помещение. Ну а я принялась промывать мозги благородному собранию своим устало-натруженным голосом. Хрипота порождала легкий дискомфорт, а он — злость. Я не стеснялась повышать тон, даме в разговоре с мужчинами такое можно.
Говорила я не только о том, что знала из будущих учебников истории, но и о том, что услышала за последние дни, например от агентов супруга среди простонародья. О слухах, не рождавшихся сами по себе, а запущенных для агитации. Основной — Константин не отрекался. Вспомогательные —
— Но вы не только готовы обманывать солдат, вы уже сейчас не доверяете друг другу. Вы скрываете реальную численность сил, вы убеждаете сторонников неверными сведениями, что выйдут целые полки и все рода войск, но в действительности сможете увлечь в мятеж только отдельные пешие роты. Еще позавчера у вас была надежда на некоторых гвардейских полковников и даже генералов. Но это в лучшем случае самообман. Они не поддержат вас. И для этого есть веская причина.
Оглядела собрание. Кто-то закрыл голову руками, но никто не возразил.
— Потому что вы скрываете от единомышленников конечную цель предприятия. Сергей Петрович, — обратилась я к Трубецкому, — на днях вы набросали любопытный документ, который в случае успеха следует прочесть Сенату и, видимо, заставить его утвердить. Так ли это?
Одна из решающих минут этого вечера. А вдруг князь пойдет в отказ?
Документ, между прочим, был цельным и радикальным. Конечно же, я не превращалась в серую мышку и не бегала по его письменному столу, а помнила содержание Манифеста Трубецкого из прошлой жизни. Там говорилось об отмене цензуры, о полной веротерпимости, уничтожении монополий и ведомственного судопроизводства, уничтожения рекрутства и военных поселений и даже постоянной армии. Введение суда присяжных, много чего иного. Интересный проект, кладезь хороших идей. Вот только похожий на внезапно сорванный стоп-кран, со всеми последствиями.
К счастью, Сергей Петрович отрицать не стал. Потупил очи, тихо сказал «да».
— И вы не планировали знакомить товарищей по заговору, кроме нескольких лиц, с этим документом?
Трубецкой просто промолчал.
— Даже самодержцы, начиная войну, объясняют подданным ее причины в официальном Манифесте, — сказала я. — А вы хотите поставить под угрозу жизнь солдат и собственные жизни, но скрываете друг от друга цели предстоящей революции. Потому что сами их не знаете. Вами движет вполне объяснимая обида на нынешний образ правления и характер великого князя Николая Павловича. Для многих из вас неприемлемо самовластье и крепостничество. Но если вы, еще не придя к власти, ведете себя как худшие цари, какое оправдание вашим методам?
— Будущая польза Отечества, — донесся совсем юный голос.
— О будущем? Сейчас я вам покажу будущее, — спокойно сказала я.
И вышла из комнаты. Услышала шепоток: «Сивилла пошла за книгой прорицаний». Нервный шепоток — насмешник старался скрыть впечатление от моих слов.
Через минуту я вернулась. Вместе с Натальей Михайловной и маленькой Настей.
— Будущее? — сказала я. — Вот оно, наше будущее. Наши дети. Ваши дети, которые родятся у тех из вас, кто пока еще не женат. Заговор будет неудачным. Многим из присутствующих здесь предстоит каторга. Сергей Петрович, вашей жене придется ехать за Байкал, чтобы разделить вашу судьбу. Но и это не самое плохое. Кондратию Федоровичу как организатору мятежа и несостоявшегося цареубийства — эшафот.