Труп на балетной сцене
Шрифт:
— Но вряд ли Антона Мора убили, только чтобы насолить ей.
— Мне кажется, его вообще не собирались убивать. С какой стати ему умирать, если он принял всего лишь экстази?
Мюррей кивнул, соглашаясь с ее логикой.
— Судебно-медицинский эксперт еще не сказал своего слова. Вскрытие скоро состоится. Но такие случаи бывали — пару десятков раз во время оргий в Англии. Человек принимал экстази, часами танцевал в душном помещении и не пил достаточно жидкости. Происходило нечто вроде перегрева — некоторые выживали,
— Совершенно верно. Вот что я думаю: кто-то решил насолить Рут, выставив ее идиоткой перед спонсорами и коллегами, и для этого опоил Антона. Прогон — миг ее триумфа, возможность показать, чего она стоит. А вместо этого — фиаско. Вот, например, балерина Лили Бедиант — ты уже записывал ее фамилию, — она хотела танцевать Эстеллу, но Рут дала ей партию мисс Хэвишем. Ты читал «Большие надежды»?
— Конечно. Ты о той свихнувшейся старухе?
— Именно. По нынешним понятиям, свихнувшаяся — дама среднего возраста. Лили — девушка с характером. Я думаю, это ее возмутило.
— С характером — в смысле способная на насилие?
— Увы, не знаю… но то, что ершистая и запоминающая обиды, — точно.
— Кто тебе сказал, что она недовольна?
Джульет объяснила.
— И ты веришь этой Тери Малоун?
— Да.
— А может, у нее свой камень за пазухой?
— Насколько мне известно, нет.
— Скажи, кому ты еще доверяешь? Рут?
— На все сто. Она — личность. Никак не меньше. Только… только у нее немного с людьми не складывается.
— А с тобой? Тебе она нравится? Ты ей желаешь добра?
— Со мной? Я же тебе говорила, она моя лучшая подруга.
— А ты, случайно, не собиралась вставить ей палку в колесо? — криво ухмыльнулся полицейский. — Не стесняйся, скажи. Я сам художник — пойму. Знаешь, как говорят: человеку мало успеха — хочется, чтобы друг споткнулся.
У Джульет пропало все возмущение.
— Что с тобой, черт побери? Ты ничему не веришь?
— Не особенно, — спокойно ответил Мюррей. — Я полицейский и занимаюсь расследованием.
— Вижу, ты принимаешь свою работу всерьез, — с жаром проговорила Джульет.
— А ты бы хотела, чтобы я относился к предполагаемому убийству с юморком?
— Разумеется, нет, — остыла она. — Только не понимаю, почему со мной надо разговаривать так, словно я Джеффри Дамер!
У Мюррея снова дернулась ноздря, но он сказал только:
— Давай вернемся к нашему делу. О ком ты мне могла бы еще рассказать? Что за Виктория — женщина, которая поехала с ним в «скорой помощи»?
— Не Виктория, а Викторин. Старший наставник по танцам. Жесткая дамочка, но сомневаюсь, чтобы она задумала подобную гадость. Хотя Тери говорила, что она сильно разозлилась из-за Бедиант. Лили — ее протеже.
— Что ж, это мотив.
Джульет пожала плечами:
—
— А кто преступный?
Она ничего не ответила, только смутилась, и это не укрылось от Мюррея. Он снял ногу с ноги и снова подался вперед:
— Слушай, Джульет, если ты в самом деле считаешь, что совершено преступление, и хочешь, чтобы его раскрыли, то должна мне помочь. Произойдет что-нибудь новенькое: ограбление, изнасилование, и мне придется переключаться. Так всегда бывает. Поэтому время играет ключевую роль.
— Хорошо, — нехотя ответила она. — Я не знаю, зачем ему вредить Антону или Рут. Это Мэгвич, то есть тот, кто его исполняет: Райдер Кенсингтон. Из кордебалета. Он муж Электры Андреадес, одной из звезд, она танцует Эстеллу во втором составе. Олимпия — ее сестра. Райдер — крупный мужчина диковатого вида. Мне кажется, в нем чувствуется нечто дурное. Олимпия сказала, — Джульет замялась, — что он груб, даже жесток с женой. Трудно себе представить. Никак не могу.
— Это тебе сообщила его свояченица?
— Да, у меня сложилось впечатление, что они довольно откровенны между собой…
— Завели шуры-муры?
— Никогда не приходило в голову!
— Неужто? Выходит, у тебя не голова, а поляна в солнечных пятнах. Ну, продолжай. Значит, Антон был звездой. А кто теперь займет его место?
— Пока неизвестно. Рут решает сегодня утром.
— А твое мнение?
— Самый логичный выбор — Харт Хейден. Он второй Пип, Пип второго состава.
— Он был в зале, когда Мор упал?
— Мы все были. Вся труппа находилась в репетиционной.
— А этот Харт Хейден хорош?
— Великолепен.
— В таком случае почему он не стал звездой номер один?
— Мне надоело говорить «не знаю», — тряхнула головой Джульет. — Помощник Рут признался, что Харт не тот типаж, который она хотела. Недостаточно приземленный, слишком воспаренный или вроде того.
— Но сейчас, по-твоему, он получит партию?
— Не вижу никого другого.
— А раньше, когда ему не досталась роль в первом составе, он злился или нет?
Мюррей откинулся на спинку кресла и снова положил ногу на ногу. Левая нога на правом колене принялась покачиваться. Джульет пришло в голову, что он, наверное, специально сохранил свой бруклинский выговор. Этот выговор обезоруживал и служил хорошую службу в общении со многими людьми. И, как потом оказалось, Мюррей мог в любую минуту с ним распрощаться и говорить так, как хотелось. Что же касалось выговора, он был своего рода «билингвом». Напомнил Джульет ее приятельницу-пуэрториканку, которая могла в середине фразы переходить с испанского на английский.