Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Две повозки, где находились клетки со зверями, поставили так, что между ними образовался коридор — проход в цирк, над проходом и по бокам его повесили три ярко размалеванные афиши. На одной были изображены собаки, кидающиеся на медведя, на другой — схватка между львом и буйволом, а на третьей — индейцы с копьями в руках, подступающие к тигру, который поджидал их на ветке дерева, словно он не тигр, а щегол.
К воскресенью последние приготовления в цирке были закончены, и, выбрав минуту, когда народ после вечерни начал
Они прошествовали по улицам старого города, вышли за ворота в сопровождении оравы мальчишек и девчонок, вернулись на луг Санта-Ана, подошли к цирковому шатру и остановились перед ним.
У входа женщина била правой рукой в большой барабан, а левой в тарелки, растрепанная девочка звонила в колокольчик. Пронзительные ноты охотничьего рожка и дробь барабана присоединились к этим нестройным звукам, и все слилось в какую-то невыносимую какофонию.
Шум прекратился по повелительному знаку укротителя. Со своим духовым инструментом в левой руке он подошел к лесенке, стоявшей возле входа, поднялся на несколько ступенек, взял в правую руку хворостину и, указывая на чудовищные фигуры, намалеванные на афишах, возвестил:
— Здесь вы увидите медведей, волков, льва и других страшных зверей. Вы увидите битву пиренейского медведя с собаками; вот они набрасываются па него и одерживают над ним победу. А это лев из пустыни, чье рычанье пугает самых храбрых охотников. Один звук его голоса вселяет трепет в самое отважное сердце… Слушайте!
Укротитель на минуту умолк. И тогда из шатра послышалось грозное рычание, а потом, словно отвечая на него, раздался яростный лай доброй дюжины собак.
Собравшаяся у цирка толпа была охвачена ужасом.
— В пустыне… — Укротитель готовился было продолжать, но, заметив, что ему уже удалось разжечь любопытство публики и что она жаждет без промедлений войти внутрь, крикнул: — Вход стоит всего один реал. Входите, сеньоры! Входите!
И снова затрубил на своем рожке что-то воинственное, престарелый его помощник вторил ему на барабане.
Женщина откинула край брезента, закрывавшего вход, и стала получать деньги с тех, кто направлялся в шатер.
Мартин наблюдал за происходящим со все возрастающим любопытством, он отдал бы что угодно, лишь бы войти, но денег у него не было.
Мальчик поискал, нет ли где-нибудь щели между брезентовыми полотнищами, чтобы поглядеть немножко, и, ничего не найдя, растянулся на земле возле основания шатра и стал подглядывать снизу; он так и лежал, прильнув щекой к траве, когда к нему подошла оборванная девочка укротителя, та, которая звонила в колокольчик у входа.
— Эй, ты! Что ты тут делаешь?
— Смотрю, — ответил Мартин.
— Нельзя.
— Почему
— Потому. Вот полежи-ка еще, сцапает тебя мой хозяин, тогда и узнаешь.
— А кто твой хозяин?
— Кто? Укротитель, конечно.
— А! Так ты из цирка?
— Да.
— Не знаешь, как бы туда попасть?
— Если ты никому не скажешь, я тебя проведу.
— А я тебе тогда черешен принесу.
— Откуда?
— Я знаю, где их взять.
— Как тебя зовут?
— Мартин. А тебя?
— Меня Линда.
— Так докторскую суку звали, — весьма не галантно заметил Мартин.
Линда не возразила против этого сравнения, прошла за палатку, оттянула одно полотнище, приоткрыв лазейку, и сказала Мартину:
— Давай лезь!
Мальчик проскользнул внутрь, она — за ним.
— Когда принесешь черешен?
— Как все кончится, я пойду за ними.
Мартин устроился среди публики. Представление, которое показывал укротитель, оказалось омерзительным зрелищем.
Вокруг арены сидело с десяток худых, покрытых паршой собак, привязанных к ножкам наспех сколоченных скамеек. Укротитель щелкнул бичом, и собаки, все до одной, яростно залаяли и завыли. Затем укротитель вывел на цепи медведя, голова которого была защищена кожаной покрышкой.
Укротитель заставил зверя подняться несколько раз на задние лапы, танцевать с палкой на плечах и бить в бубен. Потом он спустил собаку, она бросилась на медведя и, после короткой борьбы, повисла на нем, вцепившись ему в шерсть. За первой собакой была спущена другая, а потом еще и еще — публике это уже стало надоедать.
Мартину номер не пришелся по душе, — ведь бедный косолапый не имел никакой возможности защищаться. Собаки кидались на него с такой яростью, что укротителю и старику приходилось хватать их за хвосты и силой оттаскивать от добычи.
Мартина это зрелище возмутило, он заявил во всеуслышание, и кое-кто поддержал его, что медведь на привязи не может защищаться.
Несмотря на это, бедного зверя продолжали мучить. Укротитель оказался настоящим мерзавцем — он бил медведя по лапам, а у того шла изо рта слюна, и он протяжно стонал.
— Хватит! Хватит! — крикнули из публики.
— Привязал, вот и бьет, — сказал Мартин, — а то небось не посмел бы.
Укротитель обернулся к мальчику и бросил на него злобный взгляд.
Продолжение было более приятным: жена укротителя, в платье, расшитом блестками, вошла в клетку льва, поиграла с ним, заставила его прыгать и подниматься на задние лапы, а потом Линда сделала несколько акробатических номеров и вывела обезьянку, одетую в красный костюм, которая также выполнила несколько трюков.
Представление закончилось. Народ повалил к выходу. Мартин заметил, что укротитель смотрит на него. Очевидно, он его запомнил. Когда мальчик поднялся со своего места, укротитель крикнул ему: