Туманный Альбион: Возвращение Богов
Шрифт:
Хозяин появился с подносом, на котором красовались две кружки пива для Эрика и какая-то сырная нарезка на тарелке. Резво выставив заказ нам на стол, он обратился к Эрику, и его голос зазвучал, как рычание недовольного зверя:
— А это ты, засранец, — прорычал Фридрих, — Ещё раз устроишь дебош в моём баре, я живо вышвырну тебя на улицу! Ты ещё не оплатил мне за сломанный стол в прошлый раз.
— Эй, они первые начали! — воскликнул Эрик, — Я не виноват, что спина того бугая оказалась крепче твоих хвалёных столов, — попытался он оправдаться.
— Я тебя предупредил, — ответил Фридрих, — За трактирными драками ступай
— Да, я смотрю, ты уже успел отличиться, — сказал я Эрику с удивлением, — Его внешний вид совсем не вязался с образом любителя подраться.
— Этот ирландец был такой забавный, я не мог не пошутить над ним, — ответил Эрик, невинно хлопая на меня глазами, — Я даже не мог предположить, что у него полностью атрофировано чувство юмора.
Тут в баре выключили свет, и всё освещение сосредоточилось на сцене, словно перед началом тайного ритуала.
— О, сейчас начнётся, — тихо прошептал мне Эрик.
Отхлебнув пива, я с интересом наблюдал, как к микрофону вышел молодой человек в чёрном плаще, накинутом поверх костюма-тройки. Поклонившись, он громко прокричал, его голос эхом отозвался в зале:
— Дорогие жители и гости Перта! В преддверии Самайна, времени волшебства и мистических тайн, мы хотим напомнить вам, как зарождался этот праздник, как ваши предки, под гнётом сурового климата Шотландии, благодаря своей несгибаемой воле, шаг за шагом осваивали то, чем мы сейчас можем наслаждаться: прекрасную пищу, тепло и уют. Все знают, что на Самайн принято украшать свои дома и сады фонарями из тыквы с ухмыляющейся рожицей. Каждый ребёнок знает, что этот светильник, по прозвищу Джек-Фонарь, защищает ваше жилище от злых духов. Но мало кто знает, откуда взялся этот обычай. Мы представляем вашему вниманию легенду о Джеке Фонаре!
На сцену, словно из мрачного подземелья, вышли актёры, и ведущий, чьё лицо было освещено снизу прожектором, начал свой рассказ, его голос звучал зловеще и завораживающе, как будто он читал древнее пророчество.
— Давным-давно, — проговорил он, и его слова эхом отозвались в зале, — жил нерадивый фермер по имени Джек. Был он скуп, как демон, ленив, как спящий дракон, и обожал выпить так, что мог посоревноваться с самим богом виноделия, — пауза. — Однажды вечером Джек зашёл в паб, чтобы пропустить пару кружек эля, и, надо же было такому случиться, что именно в этот момент там сидел сам дьявол, рыскавший в поисках новой души, — голос ведущего понизился до зловещего шёпота, — Нечистый, зная Джека как жадного и вздорного обманщика, решил выторговать у него душу, словно старую монету. После долгих споров, фермер согласился продать свою душу в обмен на кружку эля, — на этом месте в зале раздался смех, но он был каким-то нервным и тревожным. — Чтобы заплатить за выпивку, дьяволу пришлось превратиться в монетку. Но хитрый Джек положил её в карман, где у него лежал серебряный крест, который не позволил дьяволу принять первоначальный облик. В конце концов, Джек всё-таки освободил дьявола, но сначала выторговал себе десять лет спокойной жизни, — произнёс ведущий, и в его голосе прозвучала зловещая насмешка.
— Когда дьявол явился к Джеку, чтобы стребовать должок — душу фермера, — продолжил ведущий, — хитрый Джек попросил его об одолжении:
— Но прожить эти десять лет ему было не суждено, — сказал ведущий, и в зале воцарилась тишина, — Через несколько лет Джек умер. За свою недостойную жизнь он не мог попасть в рай, а когда предстал перед вратами ада, дьявол преградил ему путь: “Я обещал, что никогда не заберу тебя в ад, так что держи свою душу и проваливай!” — с усмешкой сказал он, и в его голосе прозвучали нотки яда.
— Но куда же мне теперь идти? — растерянно спросил Джек, и актёр, игравший фермера, опустился на колени.
— Возвращайся туда, откуда пришёл, — ответил дьявол и злобно захохотал.
— Обернувшись, Джек увидел только тропу, уходящую в непроглядную тьму, — голос ведущего зазвучал, как эхо из преисподней, — “Дай мне хотя бы что-нибудь, чтобы осветить дорогу”, — попросил Джек, и в его голосе послышалась обречённость.
– “Держи, только не обожгись”, — ухмыльнулся дьявол, и швырнул ему тлеющий уголёк души Джека из адского костра, — произнёс ведущий и на сцене воцарился красный свет.
— Бедняге Джеку ничего не оставалось, как вырезать из тыквы фонарь и поместить внутрь уголёк своей обгоревшей души, — закончил свой рассказ ведущий, и в зале воцарился мрак, — И с тех пор, в ночь Самайна, Джек с фонарем, символ проклятой души, бродит по земле в ожидании судного дня, когда он сможет упокоиться с миром.
В зале раздались аплодисменты, словно вырвались из оцепенения. Я тоже хлопал вместе со всеми, впечатлённый мрачной и завораживающей игрой актёров.
— Занятная история, не находишь? — спросил меня Эрик, словно пытаясь разорвать мистическую атмосферу.
— О, да, — ответил я, — Удивительно, что голливудские режиссёры ещё не сняли мистический триллер по этой легенде, — и в моей душе поселилось неясное предчувствие, что всё это было лишь мрачной прелюдией к тому, что нас ждёт впереди.
— Да, какие легенды, — отмахнулся Эрик, словно от назойливой мухи, — Сейчас тренд в кинематографе — это герои комиксов. Вчера как раз вышел фильм про наёмника, который хотел вылечиться от рака, а ему вкололи икс-ген, и он приобрёл возможность ускоренной регенерации, — его глаза загорелись, словно у фанатика, рассказывающего о своей религии, — Но его тело оказалось обезображено, и он, нацепив красное трико и вооружившись мечами, собрался мстить тем, кто это сделал. Правда, он немного с катушек слетел, — добавил он с некой задумчивостью, — А ещё он очень любил чимичанги. Интересно, что это?
— Фридрих!!! — прокричал Эрик в сторону барной стойки, как будто вызывал древнее божество. — А у тебя чимичанги есть?
— Чего? — взревел хозяин бара, словно разбуженный медведь, — Ты чего несёшь? У меня только традиционная шотландская кухня! Езжай в Мексику за своими чимичангами!
— Мне теперь ещё более интересно, что такое эти чимичанги, — вздохнул Эрик, и, запрокинув голову, вылил в себя остатки Белхевена, — Тогда неси ещё пива, — И, посмотрев на пустую кружку рядом со мной, добавил, — Два.