Туркестанские повести
Шрифт:
Впереди — крутой поворот. Там придется сбавить скорость, ползти по-черепашьи.
— Скоро поворот? — как бы угадав мои мысли, спрашивает капитан.
Смотрю на часы:
— Минут через пять.
Снова донесся голос майора Мартынова:
— Внимание! В результате «ядерного взрыва» на дороге, у поворота, образовался завал. Остановить автопоезда, включить фары и надеть спецкостюмы. Старшие машин, химинструктор и дозиметристы — ко мне! Остальным ожидать дальнейших указаний.
Останавливаю тягач, включаю фары.
— Еще одна вводная, — весело говорит Тарусов, будто предстоящий
Надеваю костюм, противогаз и беру лопату. Сейчас будем пробивать проезд. «Завалом», наверно, окажется обыкновенный бархан. Бульдозер и экскаватор поползли в голову колонны. Мимо меня пробегают офицеры, старшие машин, вызванные Мартыновым.
Когда я подошел к «завалу» — бархану, там уже орудовал младший сержант Другаренко со своим спецрасчетом: брали пробы песка и воздуха, чтобы определить степень радиоактивного заражения.
— Дорогу пробивать здесь. — Командир дивизиона ребром ладони как бы рассек островерхую песчаную груду. — Через два часа проезд должен быть готов. Командиры подразделений, организуйте работу.
Аврал начался. Экскаватор вгрызался зубастой пастью ковша в спрессованный гребень бархана и зло расшвыривал песок. Бульдозер действовал стальным бивнем с другой стороны. Люди подчищали дорогу лопатами, ровняли откосы. Рядом с моей мелькала грабарка Саши Новикова.
— Обстановочку, — бурчал он сквозь маску, — максимально приблизили к боевой. А все-таки не приведи бог увидеть атомный взрыв… Нам демонстрировали учебный фильм, и то жуть брала. Представляешь: вспышка ярче солнца… огненное полушарие… потом клубящееся облако ползет вверх вместе с песком и пылью. На гриб похоже. Зловещий. Есть гриб мухомор, а этот — человекомор…
Подошли посредник, Виктор Другаренко и два солдата с носилками.
— У вас повышенная доза радиации, — дотронулся химинструктор до Сашиного плеча.
— У меня? — удивился Новиков. — Вот уж не подозревал.
Упирающегося Сашу поволокли на походный обмывочно-дегазационный пункт…
Поднимает и опускает длинную шею экскаватор на гусеничном ходу, сдвигает в сторону груды песка лобастый бульдозер. Лопатят сыпучий грунт солдаты. А снег идет, тая на мокрых плечах. Много песку в бархане, но проезд все глубже и глубже вклинивается в «завал», разрезает его с обеих сторон. Ни перекура, ни передышки: майор сказал, что дорога должна быть готова через два часа.
Скрежещут машины. Мелькают лопаты. Тает бархан…
И вот мы снова в кабине ЗИЛа. Уставшие, насквозь пропотевшие. Дорога начала петлять круче. Слева и оправа над ней нависают песчаные скосы.
— Умаялись? — опрашивает капитан.
— Есть маленько.
Теперь мы едем с включенными фарами: без них опасно.
— Марш будет тяжелым, — снова предупреждает Тарусов.
Я молча киваю головой, отвечать лень: ноют руки, спина, подрагивают ноги — за два часа сдвинули гору и без передышки в путь. Понимаю: надо, «война» не считается ни с чем. А Горина оставили в городке, писарю нечего делать в кочующем дивизионе…
Снегопад прекратился. Убаюкивающе гудит мотор, отдыхают на славу потрудившиеся «дворники». Гляжу на спидометр, на стрелки других приборов, потом на белесую дорогу, на помолодевшие после
— Ко сну не клонит? — спросил Тарусов.
Я тряхнул головой, отбиваясь от убаюкивающей песни мотора. Покривив душой, ответил, что нет. Но капитан видит, что я иногда клюю носом.
— Что пишут из дому?
— Отцу присвоили почетное звание «Заслуженный летчик СССР».
— Он еще летает?
— Испытывает сверхзвуковые новейшие истребители.
— Значит, есть еще порох в пороховницах?
— Есть. Ведь ему и пятидесяти еще не стукнуло…
Ложатся под колеса глубокие дорожные колеи, гудят, усыпляют шоферов моторы. Я посмотрел на часы. Мы в пути уже давно. Закурил, отгоняя табаком навязчивую дремоту.
— Внимание!
Опять майор. Что он на этот раз придумал?
— На тягачах два шофера «убиты». — Командир назвал и мое имя. — Старшие машин, замените их из состава расчетов пусковых установок.
Теперь мы втроем: Новиков — новый водитель, я и капитан.
— Дальний у вас был прицел, Новиков, — поощрительно улыбнулся Тарусов. — Вовремя подготовили Кузнецова.
— Приказ командира — закон для подчиненного, — не принял похвалы Саша.
— Закон законом, а постарались вы на совесть, — возразил капитан. — Некоторые сначала пугались слова «взаимозаменяемость»: одна волокита, мол, все равно практически никто никого заменять не будет, а если и попытается это сделать, получится одна неразбериха. Но, как видите, никакой неразберихи нет. Вел машину Кузнецов, теперь ведет Новиков. А надо будет — и в расчете пусковой установки Кузнецов заменит Новикова. Так?
— Вроде бы освоился, — хохотнул Саша. — Так что, если меня «убьют», вполне сработает за третий номер. Только «убивали» бы не во время химической тревоги.
— А что? — поинтересовался Тарусов.
— Там, на «завале», сцапали меня слуги ПХЗ и отволокли на носилках в обмывочную. Уж я брыкался, брыкался — не помогло. Раздели догола и окатили водой. Благо подогретая была, а то в сосульку бы превратился…
Все-таки с Новиковым весело ехать. По крайней мере, не заснешь.
Рассвет застал нас на новой позиции. Я думал: разобьем палатки, покормит нас повар Шукур Муминов и завалимся спать. Но не тут-то было! После завтрака приказали развертывать хозяйство дивизиона и занимать огневую позицию. А нашему расчету больше всего досталось. Майор Мартынов сказал, что наш ракетный окоп выведен из строя «противником», и заставил рыть новый. Правда, бульдозер дал, экскаватор. Но все равно нелегко пришлось.
Но вот посадили на днище окопа пусковую установку, зарядили ее ракетой. Теперь-то уж непременно передохнем. И вдруг заревела сирена. Тревога!
— Расчет, боевое положение! — крикнул сержант Назаров.
И началось то самое, во имя чего столько ехали. Мне что — взвалил ракету на спину стрелы пусковой установки, отогнал машину, а сам нырнул в укрытие. Там уже собрались запыхавшиеся назаровцы, потом прибежали ребята Федора Кобзаря и другие расчеты. Теперь пришла очередь тех, кто сидит на командном пункте, — командира, офицера наведения, стреляющего, операторов, планшетистов…