Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

Яшина Татьяна Анатольевна

С творчеством Томаса Мура был знаком и В.К.Кюхельбекер, вероятно, услышавший о "Лалла Рук" еще на Кавказе в 1822 г. во время бесед с А.С.Грибоедовым⁵⁴. Находясь в заточении в Динабургской крепости, Кюхельбекер в письме, датированном 26 июня 1830 г., благодарил родных за присланную ему «восточную повесть» «Лалла Рук». Из сибирского Баргузина ссыльный Кюхельбекер сообщал 13 апреля 1836 г. H.И.Гречу о подготовленном к опубликованию, в числе других рукописей, очерке о Томасе Муре⁵⁵. Очерк, текст которого до наших дней не сохранился, был, вероятно, создан именно в тот период динабургского заточения, когда поэт читал «Лалла Рук».

Пристальное знакомство с "восточной повестью" Томаса Мура отразилось в написанной Кюхельбекером в 1831 г. и изданной в прозаической рамке под заглавием "Русский Декамерон" без имени автора в 1836 г. поэме "Зоровавель", названной по имени главного героя – библейского вождя евреев, выведшего их из персидского плена. На первый взгляд, основное влияние, испытанное в данном случае Кюхельбекером, обусловлено сборником новелл Боккаччо "Декамерон". Действие "Русского Декамерона" происходит во время эпидемии холеры осенью 1830 г., когда несколько молодых людей, спасаясь от

нашествия болезни, уединенно поселяются в имении графини Ладовой и читают друг другу свои сочинения. Во вступлении Кюхельбекер проводил прямую параллель между великим произведением Боккаччо и своей книгой: "Чуме обязана Италия славным по всей Европе Декамероном, <…> холере Россия – сию книжицею, которую я, издатель, дерзаю назвать Российским или Русским Декамероном, сиречь Десятиглавом, не ради того, что равняю себя с известным в целом мире божественным Бокаччио (it divino Bocaccio), издателем итальянского Декамерона, но единственно ради того, что и в моем Русском Декамероне десять глав"⁵⁶. Предполагалось, что вторую часть «Русского Декамерона» составит комедия «Нашла коса на камень», а третью – поэма «Семь спящих отроков».

Вместе с тем вряд ли стоит преувеличивать влияние "Декамерона" Боккаччо на В.К.Кюхельбекера. М.П.Алексеев справедливо замечает, что "принцип "обрамлений" у Кюхельбекера в большей мере походит на Мура, чем на Боккаччо, да и "вставные" новеллы имели у русского писателя "восточный колорит"⁵⁷. Подтверждения этого несложно найти в третьей, заключительной части «Зоровавеля». Так, Кюхельбекер упоминает «розу Кашемира», невольно вызывающую параллели с четвертой вставной поэмой «Лалла Рук» «Свет гарема»: «Цветов весенних много, други; // Но что они? рабы и слуги // Царицы всех земных цветов, // Улыбки радостного мира, // Роскошной розы Кашемира»⁵⁸.

Данная параллель становится тем более очевидной, если обратиться к некоторым другим фрагментам третьей части "Зоровавеля", сопровождаемым авторскими примечаниями. В частности, текст "Среди богатств земных несметных // Есть много жемчугов драгих, // Есть много камней самоцветных; // Но кто же уподобит их // Жемчужине неоцененной, // Которой за града вселенной, // За царства мира не хотел // Отдать халифу царь Цейлона?" Кюхельбекер сопроводил примечанием: "Об этой жемчужине пусть прочтут хоть в замечаниях к Муровой поэме "Lalla-Roukh". Нарочно ссылаемся на книгу, доступную всякому несколько образованному читателю, потому что смешно в цитатах щеголять видом учености, почти всегда очень дешево купленной"⁵⁹. В финале поэмы к строкам «<…> Засверкал тот свет, // Тот блеск обманчивый, который, // Как ясный, ласковый привет // В Иране ночью манит взоры // И солнце им сулит, а вдруг, // Скрываясь, как неверный друг, // Прельщенные призраком очи // В холодной покидает ночи» поэт дает пояснение: «Об этом явлении, называемом поперсидски зарей-обманщицей, см. хоть замечания к той же поэме Томесона Мура»⁶⁰.

Действительно, в четвертой вставной поэме "Лалла Рук" "Свет гарема" со ссылкой на еще неизвестное в России "Путешествие" Марко Поло дается примечание: "Король Цейланский, говорят, имеет прекраснейший в мире рубин. Гублай-Хан предлагал ему взамен за оный цену целого города; но король отвечал, что не уступит его за все сокровища света". Данный фрагмент в прозаическом переводе, анонимно опубликованном в "Сыне отечества", содержит ряд неточностей, например, Марко Поло назван как Мариасола⁶¹. Упоминание в примечании о бесценном рубине обусловлено основным текстом поэмы Мура, в котором проведено сравнение ширазского вина с растаявшим в хрустальном бокале уникальным рубином.

О "заре-обманщице" в основном тексте прозаического перевода "Света гарема" в "Сыне отечества" говорится вполне точно и определенно: "Заря является <…> или по крайней мере та заря преждевременная, которой свет вдруг исчезает, как будто бы день проснувшийся снова закрыл блестящие свои вежды", – однако и к этим словам дается примечание со ссылкой на свидетельство Уэринга (Waring): "У восточных жителей две зари: Субхи-казым и Субхисадиг, т. е. ложный и настоящий рассвет"⁶². Это примечание в оригинале Мура звучит следующим образом: «The Persians have two mornings, the Soobhi Kaz"im, and the Soobhi Sadig, the real day-break. – Waring»⁶³.

Сказанное не позволяет прийти к выводу, что использовал В.К.Кюхельбекер при создании поэмы "Зоровавель" – английский оригинал четвертой поэмы из "Лалла Рук" Томаса Мура или ее прозаический перевод, напечатанный в 1827 г. "Сыном отечества". Однако в целом можно говорить как о значительном муровском влиянии на В.К.Кюхельбекера, так и о художественной оригинальности поэмы "Зоровавель", опирающейся в сюжетном плане на третью и четвертую главы второй книги Ездры. Проблемы фантастики и мифологии в творчестве В.К.Кюхельбекера, в том числе мифологическая образность в поэме "Зоровавель", стали предметом исследования Л.Г.Горбуновой ⁶⁴.

Заимствования из "Лалла Рук" в русской литературе нередко ограничивались использованием характерного образа пери. А.И.Полежаев в стихотворении "Картина" (1835) рассуждал о некоем живописном изображении пери: "И вижу часто эту пери: // Она моя! Замки и двери // Меня не разлучают с ней"⁶⁵. Несколько ранее – в№ 3 «Телескопа» за 1831 г. – под заглавием «Изола Белла» было опубликовано стихотворение А.С.Хомякова, проникнутое восхищением красотами природы итальянского острова на озере Лаго-Маджоре в южных отрогах Альп, – и вновь упоминается таинственная восточная пери: «Ирана юная краса // Сокрыта за морем, далеко, // Где чисто светят небеса, // Где сон ее лелеют пери // И духи вод ей песнь поют»⁶⁶. Упоминания о пери встречаются в стихах переводчиков «Ирландских мелодий» Томаса Мура П.А.Вяземского, Д.П.Ознобишина, А.И.Одоевского: «Психея, пери, иль сильфида, // С младым раздумьем на челе, // Без цели, видимого вида, // Вы тайно вьетесь…» (П.А.Вяземский, «Вера и София», 1832)⁶⁷; «<…> пери горней высоты, // Пленяясь музыкой воздушной, // Позабывает про цветы // И, в тихой думе утопая, // Льет слезы об утрате рая» (Д.П.Ознобишин, «Ясновидящая», 1827)⁶⁸;

«Взгляни, утешь меня усладой мирных дум, // Степных небес заманчивая пери! // <…> // О, пери! Улети со мною в небеса, // В твою отчизну, где все негой веет, // Где тихо и светло, и времени коса // Пред цветом жизни цепенеет» (А.И.Одоевский, «Моя пери», 1826)⁶⁹. В традиционном плане трактуется образ пери в стихотворении А.А.Шишкова «КА***» (1823; «Всегда приветный, вечно юный// Небесных пери звучный хор»)⁷⁰, а также в седьмой «Фракийской элегии» «Возвращение» В.Г.Теплякова, написанной в 1820 г.: «О, где Востока сон и лень? // Прогулки тайные над озером садовым, // Когда влюбленной пери тень // Скользит над розами, под месяцем перловым?»⁷¹. Постепенно превращаясь в обычный штамп, образ пери в конце 1820-х – 1830-е гг. занял прочное место и в творчестве второстепенных поэтов: Д.Сушкову принадлежит стихотворение «Див и пери» (1838)⁷², С.И.Стромилову – «Пери» (1836)⁷³ и «Пери (отрывок)» (1837)⁷⁴; лирический герой стихотворения Ф.Соловьева «Моя владычица» (1829) строил свои размышления о возлюбленной на основе традиционных клише: «Добра, как пери неземная, // Мила, как роза молодая, // Нежна, как сизый голубок»⁷⁵. Среди написанных в 1850–1860-е гг. стихотворений, упоминающих пери, можно назвать «Пери и Азраил» (1842) и «Пери» (1857) А.Н.Майкова⁷⁶, а также популярную сатиру Л.И.Пальмина «Падшая пери» (1867)⁷⁷, во многом полемичную по отношению ко второй вставной поэме «Лалла Рук» Томаса Мура и ее переводу, осуществленному В.А.Жуковским. Непосредственное знакомство с прозаическим переводом «Света гарема», помещенным в 1827 г. в «Сыне отечества», обнаруживает изданная в том же году «повесть в стихах» А.И.Подолинского «Див и пери». В «Свете гарема», сравнивая Нурмагалу «с одной из игривых пери, когда их клетки отворены», Томас Мур сопровождает свой стих пояснительным примечанием, отсылающим читателя к «Трактату о языках, литературах и нравах Востока» («Dissertation of the Language, Literature and Manners of Eastern Nations») Джона Ричардсона. В русском переводе «Сына отечества» это примечание предстало в следующем виде: «В войнах у дивов с пери, коль скоро первые брали в плен последних, то запирали их в железные клетки, которые привешивали к высоким деревьям. Подруги пленниц посещали их и приносили лучшие благовония»⁷⁸. Данное примечание с упоминанием Ричардсона, но без какого-либо намека на посредническую роль «Лалла Рук» Томаса Мура, было взято А.И.Подолинским в качестве эпиграфа к «Диву и пери»⁷⁹. Очевидно, А.И. Подолинский был знаком с «Пери и ангел» В.А.Жуковского (об этом особый разговор далее) и другими работами русских переводчиков «восточной повести» Томаса Мура «Лалла Рук». Так, в стихах «Из пределов Сегестана // К дальним рощам Хорасана // Пери легкая неслась. // Тень ложилась на равнины… // И безмолвны те долины, // Где когда-то кровь лилась»⁸⁰ ощутима лексическая близость «Обожателям огня» в переводе Н.А.Бестужева, проявляющаяся в близости топонимических реалий. Рецензируя «Дива и пери» в «Московском телеграфе», Н.А.Полевой высоко оценивал мастерство А.И.Подолинского в изложении материалов из восточной мифологии и при этом особо подчеркивал значимость вклада в данную тему Томаса Мура, познакомившего "европейцев <…> в своей неподражаемой «Лалла Рук»⁸¹ с культурой и нравами Востока.

Совершенно другую реакцию вызвала позднейшая поэма A.И.Подолинского "Смерть пери" (1837), появившаяся уже после поэм "Борский" (1829) и "Нищий" (l830). В.А.Жуковский записал в дневнике 1 октября 1837 г.: "У меня был ввечеру Подолинский, который читал мне скучную поэму "Смерть пери", скучную от чрезвычайной роскоши описаний, кои всё главное поглотили"⁸². Столь же неблагосклонными были отзывы о поэме в периодической печати, принадлежащие Ф.А.Кони⁸³, О.И.Сенковскому⁸⁴ и анонимному автору⁸⁵. Вместе с тем, по мнению В.С.Киселева-Сергенина, «Смерть пери» была «вершиной <…> литературной деятельности» Подолинского, "и по мысли и по исполнению <…> несомненно превосходила «Дива и пери», – именно в своей последней поэме Подолинский «соткал сложную картину образов, передающую взаимодействие и превратность чувств», «картину, которой нельзя отказать в содержательности и известной психологической точности»⁸⁶. Образ пери побуждал многих читателей воспринимать поэму Подолинского в традиции творчества Томаса Мура, однако замена ангела на пери, отвечавшая литературным и цензурным пристрастиям эпохи, отнюдь не давала правильного ответа на вопрос об источнике поэмы. «Мысль к этой поэме подала „Смерть ангела“ Жан Поль Рихтера, – писал А.И.Подолинский в „Русской старине“ в 1885 г. – Содержание же у меня совсем другое, и хотя пери могла быть заменена ангелом, но благодаря цензуре, я вынужден был обратиться к восточным поверьям и перенесть действие на Восток, всегда, впрочем, увлекавший мое воображение»⁸⁷. Как видим, фантастическая новелла немецкого романтика Жан-Поля (И. – П.Рихтера) была на этом этапе творчества существенно ближе А.И.Подолинскому, нежели «Лалла Рук» Томаса Мура.

Произведения Мура также привлекали внимание русских прозаиков 1820–1830-х гг. 25 мая 1828 г. А.А.Бестужев-Марлинский, находившийся на поселении в Якутске, писал сестре, что привез с собой несколько томиков английских поэтов – "кое-что из Байрона и Мур", причем из последнего не взята "Любовь ангелов" ("The Love of Angels"), которую очень хотелось бы иметь⁸⁸. В одном из пяти произведений цикла «Кавказских очерков», печатавшегося в 1834–1836 гг., – «Путь до города Кубы» – А.А.Бестужев-Марлинский цитирует в английском подлиннике микрофрагмент из четвертой вставной поэмы «Лалла Рук» «Свет гарема». «Дайте Кавказу мир и не ищите земного мира на Ефрате; it is this, it is this – он здесь, он здесь», – пишет А.А.Бестужев-Марлинский и сам же указывает на цитируемый источник: «Томас Мур. Light of Haram»⁸⁹. В свете сказанного видится закономерным сравнение А.А.Бестужевым-Марлинским своей романтической героини и пери: «Со своими воздушными формами она казалась с неба похищенною пери на коленях сурового дива»⁹⁰.