Творение. История искусства с самого начала
Шрифт:
Тем не менее подобные аллегории были лишь кратким этапом: Гольбейну суждено было стать светским живописцем — писать портреты придворных, горожан, купцов и философов, и в этом смысле его можно назвать одним из первых художников «современности» [327] . Одна из картин художника стоит особняком и в плане своего сюжета, и в плане настроения. Это портрет его жены, Эльсбет Бинзеншток, и их двоих детей — вероятно, старших из четверых, Филиппа и Катарины. Портрет, возможно, был написан в 1528 году, когда Гольбейн вернулся в Базель после своего первого пребывания в Лондоне, где он работал при английском дворе, среди приближенных Томаса Мора [328] .
327
Hueffer F. M. Hans Holbein the Younger. London, 1905. P. 11.
328
Nuecherlein J. Translating Nature into Art: Holbein, the Reformation, and Renaissance Rhetoric. Philadelphia, PA, 2011. P. 199–202.
Покрасневшие
Портрет семьи художника выражает саму суть гольбейновского понимания портрета как летописи жизни — стремления к истине в полном соответствии с проповедью Эразма Роттердамского, к чистоте мысли и выражения, ясности ума, не замутненного ни магией, ни предрассудками, к ощущению прочности и в то же время предельности всего, что нас окружает, — живого и неживого, — предельности нашей чувственной восприимчивости. Именно такая истина будет какое-то время определять развитие культуры в Европе, стремясь реализовать крепкое и яркое пророчество, воплощенное в масляной живописи со времен Яна ван Эйка.
Ганс Гольбейн. Портрет жены и старших детей художника. Около 1528–1529. Масло, бумага на дереве. 79,4 x 64,7 см
И всё же во многих картинах Гольбейна, за существенным исключением семейного портрета, чувствуется какая-то неуместность в отношении их главной задачи — глорификации. Если рисунок — пастель или серебряный карандаш (тонкий металлический стержень, предшественник графитового карандаша) стремится к непосредственному выражению нового понимания истины, то богатая палитра красок и многослойность живописи отчасти кажутся отступничеством. Коньком Гольбейна, как до него Дюрера, был не цвет, а линия.
Недрогнувшей рукой и настолько сдержанно, что порой кажется, будто мы видим линию или тень там, где ничего нет, словно румянец, исчезающий под юной кожей, Гольбейн создает образ леди Паркер как женщины, полностью владеющей собой: она смотрит прямо на художника — и на зрителя — с той уверенной прямотой, с которой, вероятно, смотрел на мир сам ван Эйк, поскольку взгляд как действие есть акт знания и обладания.
Глава 18. Бронзовые короли
Рисование, нанесение на какую-либо поверхность линий, очерчивающих форму, родилось одновременно с желанием создавать образы. Самые первые рисунки человечества были нацарапаны или начерчены на камнях и раковинах людьми, жившими на африканском континенте. Практически все они были утрачены. Человек разумный, или Homo sapiens, возник в Африке по меньшей мере 100 000 лет назад и примерно через 20 000 — 40 000 тысяч лет отправился странствовать по свету. Вскоре после этого стали появляться первые дошедшие до нас изображения — на Сулавеси, в пещере Шове и в других местах, например, в Альтамире, что в Северной Испании. Но, может быть, инстинкт создания образов возник раньше? Может быть, люди начали создавать образы, еще будучи в Африке?
Свидетельства говорят, что, вероятно, так оно и было. Камни и раковины, испещренные узорами, дошли до нас с того самого раннего периода, когда люди еще не покидали Африки: то, что они, имея столь ничтожные шансы, сохранились за десятки тысяч лет, говорит о том, что огромный пласт этих изображений канул в небытие. Превращение этих отметин в узнаваемые образы, вероятно, заняло долгое время: возможно, первые попытки что-либо изобразить возникали, а затем снова затухали на тысячи лет.
Примерно 25 000 лет назад в одной скалистой пещере Гуннских гор на территории современной Южной Намибии какой-то человек нарисовал рогатое животное с тонкими ногами,
329
Africa: The Art of a Continent. Exh. cat., Royal Academy, London / ed. T. Phillips. London, 1996. P. 181–182.
Наскальные рисунки составляют большинство древних африканских образов, дошедших до нас: это графические и живописные изображения слонов, жирафов, антилоп и других зверей, а также человеческих фигур, сделанные охотниками-собирателями, жившими в районе современной Южной Африки, Намибии, Ботсваны и Зимбабве, а также в джунглях Мозамбика. Эти люди, которых собирательно называют бушменами (или народом сан), создали одну из самых долгоживущих изобразительных традиций на Земле, которая уходит корнями по меньшей мере на 10 000 лет и которая в некоторых регионах сохранялась вплоть до недавнего времени.
Одно из самых хорошо сохранившихся изображений, сделанных бушменами, находится в Драконовых горах в Южной Африке, на стенах песчаниковой ниши на перевале Гейм-Пасс. На песчаниковой стене видны изображения антилоп канна, нарисованных и закрашенных неяркими оттенками коричневого, красного и белого. Позади одной из этих антилоп, дергающейся в предсмертной агонии, видны три человеческие фигуры в позах, напоминающих танцевальные. Люди изображены с копытами антилопы, словно они превращаются в умирающую канну — животное, обладающее большой духовной значимостью для местных бушменов [330] . Хотя мы не можем подтвердить это предположение, но считается, что превращение людей в животных показывает их в галлюцинаторном состоянии, когда в танцора входит дух умирающего зверя, позволяя ему преодолеть смерть или заглянуть по ту сторону жизни.
330
Vinnicombe P. People of the Eland. Pietermaritzburg, 1976.
Изображение животного. Пещера Аполлона-11, Намибия. Возраст 25 500–25 300 лет. Уголь, кварцит. Длина около 10 см
Неизвестна дата создания этой композиции с умирающей канной и ее магическими преследователями: может быть, двести, а может, две тысячи лет назад. В разных концах континента различные традиции существовали на протяжении тысяч лет: в нигерийских горах Аир вырезали симметричные фигуры воинов в головных уборах из перьев, угрожающе размахивающих метательными копьями и держащих под уздцы коней; в Восточной Африке геометрические узоры на скалах в отдельных случаях изображают клейма, которыми помечали скот и других животных, а также знаки, вырезаемые на собственной коже, скотоводами-пастухами; в Кондоа, недалеко от Восточно-Африканской рифтовой долины в Танзании, тоненькие человечки-охотники в огромных и затейливых головных уборах держат луки и стрелы, а рядом с ними изображены животные, в том числе слоны, жирафы, носороги и антилопы гну. За исключением Западной Африки, подобные рисунки и петроглифы можно найти по всему континенту, от Марокко на севере до Сомали на востоке и до самой оконечности Южной Африки [331] . Хотя самые ранние человеческие рисунки, скорее всего, не сохранились, Африка — это родина величайшего и наиболее разнообразного искусства наскальной живописи на всей планете, которое свидетельствует о жизни и верованиях охотников-собирателей и скотоводов, прямых потомков самых первых людей, создававших образы.
331
Bovin M. Nomads Who Cultivate Beauty. Uppsala, 2001; Russell T. Through the skin: exploring pastoralist marks and their meanings to understand parts of East African rock art // Journal of Social Archaeology. Vol. 13. No. 1. 2012. P. 3–30.