Твой дядя Миша
Шрифт:
Перрико(поднимает шпагу и возвращает ее Кастро). Бык, Фредерико, и прям и честен; он этим отличается от нашего врага, который подл, бесчестен и коварен.
Регино. Дай руку, дорогой…
Рукопожатие.
Перрико. Летая в облаках, они с немецких самолетов бросают бомбы в женщин и детей и прячутся в бою за спины марокканцев.
Сант-Яго. Насчет фашистов и быка ты прав, Перрико, а вот бахвалишься немножко рано. (Берет шпагу у Кастро.) Попробуй-ка со мной сразиться!
Перрико.
Сант-Яго(отступал). Шпага, шпага у тебя длиннее, чем моя! Нечестно это!
Смех.
Перрико. На, возьми мою ты шпагу. И дай сюда твою, короткую. Не я, а ученик мой Кастро с тобою будет драться. (Кастро.) Поэт, сражайся с лейтенантом!
Смех.
Регино. Сант-Яго, как не стыдно!
Перрико(Регино). Следи за боем, лейтенант, и доложи о результате.
Регино. Есть, капитан!
Перрико(подсаживаясь к Марианне, которая чистит винтовку). Эх, руки золотые у тебя, Марианна.
В группе, окружающей сражающихся Кастро и Сант-Яго, взрыв смеха.
Что случилось?
Регино(смеясь). В бедро Сант-Яго ранен, капитан.
Смех.
Перрико. Я же сказал тебе, Сант-Яго, не в росте дело!
Кастро. Куда мне до Сант-Яго! Он просто пощадил меня, как капитана… и поэта.
Смех.
Перрико. Щадить в бою не следует — опасно! Вчера, когда сошлись мы в рукопашном, я с мавром встретился одним. Он на меня как буря налетел. Не человек— гора, как Алто де Лион. Я отбивал его удары и любовался ростом мощным и красотой. Вдруг сзади офицер. Пришлось мне повернуться и шпагою проткнуть молодчика. Вот в этот самый миг красавец мавр чуть не отправил меня к праотцам. Я взвыл и в грудь ему всадил полметра шпаги. (Пауза.) Курчавый мавр упал на землю. От боли он мычал и черными глазами на меня смотрел, как мой последний бык, которого в июле убил я на арене цирка. Он словно говорил глазами, этот мавр: «Зачем с тобою я сражался? Чего с тобою я не поделил?»
Марианна(с увлечением слушает Перрико). Перрико, в твоих боях с быками на арене цирка ты часто жизнью рисковал. Скажи, с тобою не было, чтоб дрогнула рука иль сердце?
Перрико(вплотную подходит к Марианне). Ни разу, Марианна, никогда! В каком бы положении ни застигал меня взбешенный бык. А когда ты так смотришь на меня, дрожит мое, Марианна, сердце и рука дрожит.
Марианна(укоризненно). Перрико… как тебе не стыдно? Вокруг народу столько.
Смех.
Перрико. Любить не стыдно, Марианна. (Смотрит
Марианна(радостно). Спасибо.
Кастро(задумчиво повторяет). «Цветы растоптаны войной».
«Я воскресить ее хочу…
Я землю разорвать когтями,
Как сталью острою, готов.
Здесь вся земля взошла штыками,
А не созвездьями цветов.
Я воскресить ее хочу…
В крови затоптанная лента И две отрубленных руки,
Две груди, вздетых на штыки, —
Вот Либертарья Лафуэнте.
Я воскресить ее хочу…
Но крикну я врагам: „Как знамя,
В нас Либертария живет,
Здесь, на мосту, сражаясь с нами,
Гремит все тот же пулемет!“
Я воскресить ее хочу…
А ты, шахтер, в ее крови,
Ты, руку окунувши смело,
Пиши: „Испания, за дело!
Октябрь, в Астурии живи!“
Я воскресить ее хочу…
Чтоб в день победы всенародной
Великой женщине свободно
Мы принесли свою любовь…»
Сант-Яго. Здорово, Кастро! Люблю я твои песни. Пьянят они меня, как Каталонии родной вино, ласкает душу и сердце наполняют радостью борьбы. Эх, если бы я мог так петь стихами!
Регино(вздохнув). Стихи, друзья, стихи, поэзия… Смотрите, какой покой вокруг. Спокойное какое небо. Спокойная река… И мы сидим спокойно, в дружеской беседе проводим мирный час. Кто скажет, что только два часа назад здесь бушевал кровавый смерч и смерть заглядывала нам в глаза? Кто скажет, что будет через час вот с этим голубым покоем неба?.. Останется оно таким иль снова будет буйствовать и грохотать? Кто знает, кто из нас вот в это время завтра будет еще жив? (Пауза.) В пьесах Лопе де Вега и Шекспира играл героев я на сцене королевского мадридского театра, и никогда не думал я, что жизнь не бутафорское, а настоящее оружие из стали даст мне в руки и буду я им вправду убивать врагов.
За сценой голоса Педро и солдат: «Салют! Салют! Салют!»
Перрико. Командир!
Сант-Яго. Командир идет!
Голос Педро за сценой: «Салют!» И голоса: «Салют!»
Педро входит, за ним Томас Мансо с сыном — маленьким Хосе, десяти лет.
Педро. Салют!
Все. Салют, командир!
Педро. Что скажете, товарищи, горячий был денек?