Ты моё спасение души
Шрифт:
Да, обсуждения - это наше все.
С Майкиной гиперактивностью и неуемным темпераментом ограничения и запрещения не работали ни в девять месяцев её жизни, когда она сама пошла, но в два с половиной года, когда изъявила желание научиться читать, ни в три, когда Феечка обнаружила дома скрипку и заявила:"Буду играть!"
Майечка по умственному развитию, самостоятельности, упертости и активности переплюнула даже сестру мою Анну Дмитриевну.
Если у Пчелочки что-то не получалось с первого раза, дочурина
Каждую свою победу она озвучивала также бурно и громко, как и свое поражение.
Однажды, когда Майе было года два, во время очередного визга малышули по какой-то новой причине ее недовольства, я, прикрикнул на Пчелочку в присутствии Дмитрия и начал твердо и жёстко объяснить дочери, что так себя вести нельзя.
Попытка моего жесткого разговора с дочуриной бесславно утонула в пучине ее истерических рыданий.
Вечером во время обсуждения вопросов бизнеса за бокалом вискаря Дмитрий вспомнил историю с Майечкой.
– Никит, есть очень хорошая арабская пословица:"Никто не может сделать самку королевой, кроме ее отца…». В ней есть реальная соль. Я могу сказать проще, хочешь в старости иметь рядом с собой любящую женщину, роди и воспитай её сам, - очень тихо без всякого намека на менторский тон заводит со мной разговор человек, который за многие годы жизни с моей матерью и общения со мной, стал практически моим отцом.
– С Майечкой как с Анной такой разговор, свидетелем которого я сегодня был, не работает от слова совсем. Феечка, как и мать твоя, неведомая, а ведущая. Тактика взаимодействия с ними иная. Их можно победить только очень вескими и чёткими аргументами. Ведущая женщина, даже самая любящая, может быть только партнёром. Таких голосом и жесткими запретами не возьмёшь…
Дмитрий наливает нам по очередной порции вискаря, о чем-то думает, потом продолжает говорить.
– У тебя и Майечки сейчас, конечно, трудное время. Без женщины и без матери трудно. Не только тебе, Никита, но и девочке нашей тоже. И именно ты для неё сейчас и мама, которая по-женски пожалеет, и папа, который по-мужски примет её боль и поможет стать слабее. Майка наша, она как Славик, очень сильная. Знаешь, если слабый и мягкий легче подстраивается и приспосабливается, то сильный только ломается...Женщины в нашей семье все сильные…
После этой фразы Дмитрий снова замолкает, крутит в руках бокал с янтарной жидкостью, делает глоток виски, смакуя его.
– Знаешь, Никит, за все годы наших отношений с твоей матерью я лишь один раз на Катюню орал. Да, тогда, когда лексус её взорвали, - уточняет Дима, качая головой.
– Орал от своей слабости, от собственного страха за неё. И ведь крик мой ни хера не помог, а только усугубил все. Катерина уперлась и приняла решение не в свою пользу. Из-за моей глупости могла погибнуть и моя любимая женщина, и наша Анюта. Понимаешь, Никита, и ничего этого у меня не было бы, да и меня бы не было, потому что никто бы не стал бороться за мою жизнь, как это сделала моя Катюня (история Екатерины Уманской в книге "Отложенная жизнь").
– Прекрасно понимаю тебя, Дмитрий. Только знаешь,
– произношу, вытирая выступившие слезы и закидывая в себя разом весь вискарь.
– Понимаю, Никит, как тебе сейчас непросто, но история не терпит сослагательного наклонения. Всё уже произошло. И Майечка сейчас в этой истории самое слабое звено. Ты подумай над моими словами. И поверь мне, женщин, умеющих любить, растят мужчины, любящие женщин!
– завершает спич Дмитрий, чокается со мной, выпивает вискарь и желает спокойной ночи.
Больше двух лет мне пришлось растить свою малышку практически одному, мотаясь между Москвой и Швейцарией. Но после нашего с Дмитрием разговора ни разу ни при каких обстоятельствах я не повысил голос и не позволил себе разговаривать грубо или изрядно назидательно со своей Майечкой. Только мягко, только нежно или только через объяснения и аргументы. Чем старше моя девочка становилась, тем проще мне стало выстраивать с ней конструктивный диалог.
– Никита Валерьевич, я к Вам уже третий раз обращаюсь, - слышу требовательный голос своей Майюши и чувствую на своей руке похлопывание ее ладошки.
– Ну, папуль, ты о чем опять думаешь? Или снова на блонди эту смотришь?
– Пчелочка, ты же с Катей разговариваешь. Слушать чужие разговоры некорректно, поэтому я немного углубился в свои мысли. А вы уже закончили разговор?
– произношу, переводя взгляд с шикарной блондинки на свою Феечку.
– Нет, папуль, я все видела. Ты прямо не можешь оторваться от этой женщины, - фыркая, произносит моя ревнуля и тоже не без интереса поглядывает в сторону стильной красотки.
Смотрю на них обеих, в душе веселюсь и ликую, наблюдая за их зрительной дуэлью.
Первой взгляд отводит Майечка. Делает это моя куколка, потому что возвращается к разговору с Екатериной Великой.
– Катя, ну ты представляешь, Никита все же ух какой непослушник! Твой сын снова эту блондинку очаровывает. О, ужас! Нет! Она все таки клюнула на нашего Ники! Катя, представляешь, она идет к нашему столу. Фу, какой моветон, - артистичным шепотом заговорщика произносит Майечка.
– Я негодую. Фи, ну, Катя, какая такая мама? Зачем нашему Нику мама?! Он же взрослый уже! Да, и у него же есть я и ты тоже есть…
Глава 24
Моя белокурая феечка между мизансценами созданного ею спектакля продолжает, жонглируя словами и интонациями, отрабатывать по телефону интермедию с Екатериной Великой.
С наслаждением слушаю и наблюдаю за разыгранным дочуринкой представлением.
Вижу, что "родинка" моя увлеклась разговором, перевожу взгляд на шикарную блондинку, которая снова начинает движение в направлении нашего стола.
От мысли, что это очарование идёт к нам, ритм моего сердце то учащается, то замедляется. Свою кардиограмму чувствую на подушечках своих пальцев. Нейроны моего мозга впадают в обсессию. Мысли выбирают игру в свободные и непристойные ассоциации. Мое воображение фонтанирует горячими и страстными картинками, в них только я и шикарная блондинка.