Ты моё спасение души
Шрифт:
Никому не говорю, что средства на свое существование мне приходится зарабатывать самой. Спасибо директору похоронного агентства, который нередко приглашает меня одну в траурный зал на церемонии прощания.
Ещё по рекомендации одной из бывших коллег бабушки я пою в церковном хоре и очень редко, только уж если совсем плохо с деньгами, играю на скрипке в переходе с группой молодых ребят.
Сегодня благодаря концерту в подземке мне удалось купить проездной и немного продуктов, с которыми
Заявление мамы про "уходи" без объяснений причин меня крайне удивиляет и озадачивает. Кому как ни ей знать, что идти мне некуда и не к кому.
В свои 16-ть лет я могу попасть только в детский дом, которого мне, благодаря помощи знакомых матери, уже раз удалось избежать.
И вот теперь она меня сама гонит в ночь.
"Видно совсем от алкоголя разум помутился", - думаю, вздыхая, ощущая в душе боль и жалость к матери.
– У меня сил нет, мам! Время позднее. Целый день занятия. Есть и спать хочу. Вот, возьми продукты. Я только кусочек хлеба с колбасой съем и чай. А поговорим давай все же лучше утром. Ладно?
– произношу тихо и безэмоционально, хотя у самой в глазах стоят слезы.
– Нет! Уходи сейчас. Пошла вон отсюда, - злым шепотом кричит мне мать, пытаясь вытолкать за дверь.
Не успеваю даже шага сделать, как из комнаты в конце коридора вываливается группа мужчин вместе с отцом.
– А, вот и наша красавица пожаловала домой. Чего так долго шаталась невесть где?
– еле ворочая языком, произносит отец.
– Иди, Славка, к папке, он тебя с людьми хорошими познакомит. Вот это…Имя запамятовал. Этот любезный человек, мужчина…Короче, он все тебе сам объяснит. Ты его, Славка, слушай, как меня…
Из несвязного речевого потока отца понять ничего не могу, но мне становится страшно.
Поворачиваю голову на мать. Глаза ее от ужаса округляются. Губами она шепчет мне:"Уходи, уходи! Беги!" - а сама при этом пятится спиной в глубь коридора ближе к комнате.
Ещё не до конца осознав, что помощи мне ждать неоткуда, пытаюсь вразумить отца.
– Пап, ты чего?! Что такое говоришь? Тебе плохо?
Отец на мои слова сначала начинает глупо хихикать, а потом смеяться в голос.
Вместо него мне отвечает один из мужчин.
– Что ты, милая, отцу твоему хорошо. Сама же видишь, он - весел и счастлив. И тебе будет хорошо. Поверь дяде, - наступая на меня, произносит дядька звериной внешности с маской добродушия на лице, от которой мне становится страшно до дрожи в коленях.
От ужаса у меня перехватывает дыхание, сердце начинает птицей биться о грудную клетку, в голове становится жарко, в висках
Тихо и аккуратно ставлю на пол пакет с продуктами. Второй свободной рукой нажимаю ручку хрупкой двери, делаю шаг назад и бегу по длинному коридору барака. Жаль, что недалеко…
От моего навязчивого сна-воспоминания, в котором я все время пытаюсь сбежать, но в результате сама себя загоняю в тупиковую мышиную нору, откуда меня выдергивают за ногу, резко вздрагиваю и просыпаюсь.
В момент, когда прихожу в себя, чувствую нежные поглаживания по моей спине и тихий шёпот на ухо.
– Все хорошо, родная! Все хорошо, любимая! Я с тобой, рядом!
– шепчет Никитушка, мягко целует меня в висок и крепче прижимает себе.
Мой муж никогда не говорит мне "тихо", и, вообще, это слово в нашем доме под запретом, потому что для меня оно является триггером.
– Славуль, люблю тебя, очень сильно люблю! И никогда и никому не позволю тебя обидеть. Веришь мне, милая?! Будешь крутиться, снова залюблю тебя от всего своего неуемного либидо, но лучше спи, Бэмби. Завтра день у нас с тобой веселый!
– с закрытыми глазами, но губы в губы, говорит мне муж, поглаживая рельефную кожу на моем теле.
Чувствуя перекаты мужских пальцев по моим ожоговым рубцам, в голове всплывают, как кадры кинохроники, картинки почти десятилетней давности.
Пытаясь напугать Никиту, скидываю со своего оголенного тела халат, намеренно демонстрируя свою уродливость.
Он падает передо мной на колени, начинает гладить меня, проходить подушечками пальцев по моим грубым рубцам пламени огня и затушенных об меня сигарет.
– Ты, Слава, для меня самая красивая женщина на земле, - горячим шепотом произносит Никита, добавляя к своим руками губы.
От стыда и жалости к себе начинаю закрываться и отбиваться от его рук и губ.
– Уходи! Прошу тебя, Никита, уходи. Я хочу спать. Хочу побыть одна. Прошу тебя, перестань гладить эту уродливую шагреневую кожу. С таким позором легче умереть, чем жить. Зачем тебе это все? Зачем?
– тихо кричу я, заходясь в истерике.
– Славка, нашла о чем беспокоиться. Сейчас с такими шрамами хирургия чудеса творит. Всё сделаем, не переживай моя, хорошая!
– произносит Ник, поднимает меня на руки и несет в свою спальню.
Зайдя в комнату, аккуратно кладёт меня на кровать и начинает сам раздеваться до гола.
– Ты зачем это делаешь, Ник?
– от увиденного моя шоковая смелость улетучивается в миг, потому вопрос задаю заикающимся шепотом, натягивая до подбородка одеяло.
– Как зачем, Славик, мы начинаем нашу общую жизнь и твою психотерапию. Спать будем вместе и только обнаженными, как взрослые люди. Как мужчина и женщина, - голосом полным уверенности отвечает мне Ник и ложится голышом рядом со мной в постель.