Ты, я и другие
Шрифт:
– Знаешь что? Надоело. Давай поговорим о твоей личной жизни.
– Ну-у, – тянет Карен. – Ничего нового. Разве что я приняла решение.
Вопросительно смотрю на нее.
– Я решила, что мне нужен мужчина постарше. Состоятельный, немолодой, зрелый, любящий.
Я улыбаюсь:
– Отлично! То есть сорока с чем-то.
Карен показывает мне язык, игнорируя намек, что ей в этом году исполняется сорок.
– Как бы то ни было, теперь мы отправимся на съем вместе.
– Без меня. Ничего противнее я представить не могу.
– Никогда
– Я рискну.
– Рискнешь? – Она подливает мне в стакан, не замечая свой собственный. – Бет, к черту страхи! Бойся, но делай! Никогда – это слишком долго. Уж я-то знаю. Тебе нужна интрижка. И побыстрее. – Она добавляет последние два слова, словно вся моя жизнь зависит теперь от того, начну ли я поскорее целоваться с чужим мужчиной.
Меня передергивает. Мы встречаемся взглядом и начинаем хохотать.
А потом она смотрит на часы и спохватывается.
– Прости, мне пора.
Мы обнимаемся. Я надеюсь оставить за собой последнее слово:
– Одолжить тебе мой вибратор?
Она натягивает в прихожей пальто.
– Не наступи на мои грабли. Пожалуйста, не наступи.
И когда мне кажется, что Карен уже выходит, она притормаживает, щурится и вопросительно тычет пальцем в стену.
– А, да, – говорю я. – Так, красоту навожу… Нравится цвет?
Карен изучает текст, и на ее полных губах появляется слабая улыбка.
– Кошмарный цвет, – говорит она наконец. – А разве есть слово «нелюдок»?
В тот же день, позднее, когда я поднимаюсь наверх поработать, приходит письмо. У меня холодеет в животе.
Тема: Ты (и я)
Кому: [email protected]
От: ahall@hall & fryuk.net
Отправлено: 23 сентября 2014 15:37 PM
Привет!
Уверен, ты не хочешь обо мне и слышать, но мне очень надо с тобой поговорить. Надеюсь, у тебя все в порядке. Думаю о тебе. Скучаю. А. Х.
Живот по-прежнему крутит, когда я набираю ответ.
Тема: Твое письмо
Отправлено: 23 сентября 2014 15:45 PM
Кому: ahall@hall & fryuk.net
Я по горло сыта твоими «надо». Ты захотел бросить меня и поиметь другую женщину. Теперь ты хочешь со мной поговорить. Скучаешь? Ты же сам меня бросил! Совсем съехал? Свое «Х» можешь засунуть себе прямо в задницу. Бет.
Я отправляю свое письмо, и в то же мгновение хлопает входная дверь. В желудке набухает ледяной ком. Черт. Крадусь к двери и прислушиваюсь. Я не готова сейчас с ним встречаться. В голове как угорелые носятся мысли. Сердце бьет в виски. Я вспоминаю, что поменяла замки, только после того, как на лестнице раздаются шаги и доносится голос: «Мам?» В этот миг я осознаю, что все это время задерживала дыхание. Сажусь и нажимаю точку между большим и указательным пальцем.
В комнату входит Мег.
– Вот ты где! Так
– Тебе повезло, – говорю я, спускаясь с ней вниз. – Вчера я закупилась. – Ложь легко слетает с губ. – А почему ты здесь? Я не ждала тебя до завтра.
Мег разворачивается, и я вижу глаза Адама.
– Посмотри на себя. Я просто почувствовала.
Вот и все объяснение.
– Что?
Я даже немного обижаюсь. Если отбросить случай с тягой к генеральной уборке, охватившей меня в полночь, я чувствую себя вполне прилично. Бессознательно подправляя поношенный спортивный костюм, провожу рукой по тусклым волосам.
Мег кивает на дивное художественное произведение у входной двери:
– Вот что. Сейчас я приму душ и немножко отдышусь, а потом ты пригласишь меня поужинать у Гвидо. А я за это не буду комментировать, что обо всем этом думаю.
– Заметано, – говорю я.
Господи, как хорошо, что она здесь!
– Я по нему скучаю, – признается Мег, глядя в опустевшую тарелку.
– Солнышко, это же меня он разлюбил, не тебя.
Ее глаза смотрят в упор.
– Мама, отец никогда тебя не разлюбит. Просто себя он любит больше.
Мудрые слова.
– Но тебя он любит еще больше, – говорю я. – Не забывай об этом.
Мег старается сдержать слезы, отламывая каждую секунду по крошечному кусочку чесночного хлеба. Как будто, пока она жует, слезы не потекут.
– До сих пор в голове не укладывается, – признается она. – Просто нет слов.
– Так про любого можно сказать. – Я глубоко вздыхаю. – Ешь, остынет.
Я смотрю на дочь и мысленно возвращаюсь далеко назад. Мег три года. Ее нижняя губа дрожит так же, как начинает дрожать сейчас. Глубокий вдох – и что последует за ним? Она завоет, будто дикий лис, – или будет кусать трясущиеся губы, но упрямо не позволит себе разреветься?
Сегодня никаких завываний. Мег молчит, по лицу медленно катятся слезы. Отворачивается, готовая сбежать в дамскую комнату. Я беру ее за руку и крепко сжимаю.
– Ну, будет, – прошу я. – Не плачь.
В ресторане кроме нас только четыре посетителя, и мы сидим достаточно далеко от них. У меня слезы тоже подступают к горлу. Стараясь не выдать себя, протягиваю дочери салфетку и шепчу:
– Все будет хорошо.
Для меня это пустые слова. Может, хоть ей поможет.
Она шмыгает и вытирает глаза.
– А ты… ты примешь его назад?
В ее глазах отчаянная надежда. Дыхание перехватывает, когда я понимаю, о чем она спрашивает. Невзирая на гнев и обиду, она жаждет, чтобы эта полоса жизни кончилась и семья воссоединилась. Мне хочется убить Адама. Убить за то, что он сотворил со мной и с ребенком.