Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров
Шрифт:
Гр. П. Н. Игнатьев:
«Рекомендуемые князем Н. Б. Щербатовым меры уже применяются нашим ведомством. Но наши планы
постоянно нарушаются военными властями, которые не признают никаких резонов. Кроме того, в большинстве случаев эвакуированные лазареты прибывают неожиданно, без предупреждения, и необходимость их разгрузки из поездов перепутывает все расчеты. Вообще, мне думается, что центр тяжести вопроса надо бы перенести на места, где виднее обстановка. Я просил бы преподать от имени Совета министров указания губернаторам в том смысле, что им поручается, по соглашению с местным учебным начальством, обратить часть учебных заседаний под лазареты и озаботиться обеспечением обучения детей путем правильного использования остающихся школ. Важно привлечь
А. Д. Самарин:
«Задача распределения эвакуируемых раненых очень сложна и, конечно, лучше всего поручить разобраться в ней губернаторам. Должен отметить, что ожидания помощи от монастырей в значительной степени преувеличены. Почти все городские и пригородные монастыри уже использованы. Остаются только отдаленные от железных дорог. Отправка в них раненых едва ли осуществима. Помимо затруднительности сообщения, как организовать медицинский уход? Держать особого доктора или хотя бы фельдшера немыслимо для нескольких больных, а много народа монастыри провинциальные принять не могут из-за тесноты помещений. Да и гигиенические условия в старинных зданиях неудовлетворительны. Думаю, что и занятие дворцов существенной помощи не принесет. В них можно устроить несколько тысяч. Потребность же в койках достигает огромных размеров».
И. Л. Горемыкин:
«Задача настолько сложная, что ее надо обсудить специалистам. Самое лучшее созвать особое совещание под председательством князя Васильчикова с участием старших чинов всех ведомств. Они выработают план удовлетворения нужды в койках и представят нам на утверждение. Что же касается школьных помещений, то этот частный вопрос можно поручить губернаторам, преподав руководящие указания журналом Совета министров».
А. А. Поливанов:
«Справедливо говорит Иван Логгинович. Задача сложная и даже сложнейшая, ибо мы не знаем, как глубоко придется нам очистить Россию и скоро ли прекратится эвакуационно-беженский период военных действий».
После этого горько-иронического заявления военного министра беседа перешла к неоднократно уже служившему предметом суждений вопросу о беженцах. В моих записях набросано лишь общее содержание этой беседы, без отметок, кто и что говорил. Ставка окончательно потеряла голову. Она не отдает себе отчета в том, что она делает, в какую пропасть затягивается Россия. Нельзя ссылаться на пример 1812 года и превращать в пустыню оставляемые неприятелю земли. Сейчас условия, обстановка, самый размах событий не имеют ничего общего с тогдашними. В 1812 году маневрировали отдельные армии, причем район их действий ограничивался сравнительно небольшими площадями. Теперь же существует сплошной фронт от Балтийского чуть ли не до Черного моря, захватывающий огромные пространства на сотни верст. Опустошать десятки губерний и выгонять их население вглубь страны равносильно осуждению всей России на страшные бедствия. Но логика и веления государственных интересов не в фаворе у Ставки. Штатские рассуждения должны умолкать перед «военной необходимостью», какие бы ужасы под ней не скрывались. В конце концов внешний разгром России дополняется разгромом внутренним.
Среди беженской струи можно различить три течения. Во-первых, евреи, которых, вопреки неоднократным указаниям Совета министров, поголовно гонят нагайками из прифронтовой полосы, обвиняя их всех, без разбора, в шпионаже, сигнализации и иных способах пособничества врагу. Конечно, вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения революционно настроенной; положение усложняется еще тем, что местные жители, без того все тяжелее испытывающие бремя военных невзгод, встречают голодных и бездомных евреев далеко не дружелюбно.
Во-вторых, служебный персонал гражданских и тыловых военных учреждений с десятками вагонов грузов; в то время, как десятки тысяч народа плетутся пешком около железнодорожного полотна, мимо них проходят поезда, нагруженные диванами из офицерских собраний и разным хламом включительно до клеток с канарейками птицелюбивых интендантов. В-третьих, добровольные беженцы,
Наконец, в-четвертых, беженцы, выселяемые насильственно по приказу военных властей в целях обезлюжения отдаваемых неприятелю местностей. Эта группа наиболее многочисленная и наиболее озлобленная. Людей отрывают от родных гнезд, давая на сборы несколько часов, и гонят в неведомую даль. У них же на глазах поджигаются остающиеся запасы, а нередко и самые избы. Легко понять психологию таких принудительных беженцев. Едва ли добрые чувства у них накопляются в отношении той власти, которая допускает подобные не только для простого человека непонятные действия.
И вся эта сбитая с толку, раздраженная, измученная толпа сплошным потоком катится по всем путям, мешая военным передвижениям и внося в тыловую жизнь полнейший беспорядок. Тащатся с нею повозки с домашним скарбом, бредет скот. Накормить, напоить, согреть все это множество, конечно, немыслимо. Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются непогребенные трупы. Повсюду падаль и невыносимые миазмы. Широкой волной людская масса разливается по России, усугубляя повсюду тягости военного времени, создавая продовольственные кризисы, увеличивая дороговизну жизни и возбуждая без того повышенное настроение на местах. Лишь в самое последнее время, когда зло уже успело стать стихийным, в Ставке начали понимать, что дольше так продолжаться не может, и пошли навстречу настояниям правительства о привлечении к регулировке беженского движения гражданских властей. Избранные Советом министров в качестве главноуполномоченных по беженским делам на обоих фронтах члены Государственного совета Зубчанинов и Урусов приняты в Ставке благосклонно и получили обещание полной поддержки. Однако трудно надеяться на быстрые успехи их миссии. Все настолько перепутано, что надо чуть ли не годы, чтобы разобраться в происходящем хаосе и приучить военных начальников считаться со штатскими интересами.
Кроме того, Ставка, по-видимому, не склонна отказаться от кутузовского заманивания и надежды побороть немецкое наступление опустошенным пространством. При таких же условиях никакие главноуполномоченные не помогут, и новое переселение народов будет продолжаться со всеми присущими этому явлению катастрофическими последствиями. На такой пессимистической ноте беседа закончилась. У меня добавлено: «Сознают свое бессилие. Все тот же проклятый вопрос о взаимоотношениях военной и гражданской власти. И правда, что может сделать правительство, раз Верховный главнокомандующий считает для успеха войны нужным отдать то или иное приказание. В обычной войне действует правило: лес рубят – щепки летят. Но как быть при настоящем небывалом масштабе? А между тем эти «щепки» грозят зажечь пожаром всю Россию. Трагично». Суждения закончились решением выждать новых донесений от главноуполномоченных и доложить государю в связи с общим вопросом о созыве объединенного военного совета под председательством Его Величества для пересмотра плана войны.
П. Л. Барк доложил Совету министров об обращенном к Министерству финансов министром иностранных дел, поддерживаемым военным министром и Ставкой, требовании отпуска кредита на покупку урожая в Болгарии. Операция эта имеет целью оказать воздействие на болгарских деятелей и помешать немцам приобрести урожай для своих нужд. Вся покупка обойдется в 200 млн франков, подлежащих распределению между союзниками, причем доля России определяется в 25 млн рублей.
По поводу изложенного предположения П. Л. Барк высказался следующим образом:
«В настоящее время день войны обходится нам в 19 000 000 рублей. Следовательно, если намечаемая операция хотя бы на несколько дней приблизит конец войны, то она, безусловно, выгодна, и я первый ее приветствую. Насколько такой результат обеспечен, не берусь судить и жду указаний Совета министров. В случае благоприятного разрешения принципиальной стороны вопроса прошу полномочий немедленно перевести в распоряжение Савинского (в то время посланник в Софии) сто миллионов франков. На этом настаивает министр иностранных дел в тех видах, чтобы инициатива операции в глазах Болгарии исходила от России. Окончательный расчет с союзниками будет произведен по завершении сделки».