Тыл-фронт
Шрифт:
— Кто погиб? — не понял Мурманский.
— Генерал Черняховский.
— Крутоват не в меру! — объявил полковник. — С — такими воевать трудно.
Савельева такое замечание обидело и рассердило. «Тоже, очевидно, не оценил твоих прошлых заслуг», с неприязнью подумал он, но промолчал.
— Потом учил молодежь, — продолжал Мурманский без особого увлечения. В училище преподавал тактику. Потом, вот, сформировал дивизию. Думал снова на фронт, удружили — на Дальний Восток…
О должности начальника лагерей военнопленных
— Полки не выходили на учения? — поинтересовался Савельев.
— Нет, — признался полковник. — Людей жалко: пять-шесть лет — в строю.
«Так не жалеют людей, — подумал Савельев. Солдат любит ученья и походы».
Чем дольше они сидели в штабе, тем сильнее нервничал Мурманский. Он часто поглядывал на часы, прислушивался и, наконец, не выдержал:
— Разрешите, товарищ командующий, позвонить в полк? — хмуро спросил он.
Поняв его беспокойство, Савельев встал из-за стола.
— Полтора часа прошло, — взглянул он на часы. — Поедемте в полк вместе.
Подъезжая к полку, они услышали приглушенный шум, сигналы автомашин, рев тракторов.
— Забегали, товарищ командующий, — несколько приободрился полковник.
Но, подъехав, они увидели суетливую беготню, беспорядочно сгрудившиеся на опушке рощи автомашины. В этом не было ничего похожего на воинский порядок.
— Кто командует полком? — тихо и угрожающе спросил Мурманский подбежавшего к ним капитана.
— Я, товарищ полковник! — после мгновенного колебания ответил тот.
— Начальник штаба где?
— В штабе, товарищ полковник, но он болен, — доложил капитан.
Мурманский бросил на него свирепый взгляд и стремительно двинулся к штабным землянкам.
— Болен? — спросил Савельев.
— Пьян, товарищ генерал! — неловко ответил капитан.
Савельев направился к штабу. Еще издали он расслышал рассерженный голос Мурманского.
— Я тебя, разгильдяя, к званию представлял! Зажирел! Запил от безделья? В штрафной батальон пойдешь!
— Полк не боеготов, товарищ командующий, наломает дров, — мрачно доложил Мурманский, когда Савельев вошел в штаб, и заверил: — Через неделю по струнке ходить будут.
В словах командира звучала ярость. Но Савельев уловил в его голосе и искреннее огорчение.
— Объявите отбой, — приказал Савельев и, понизив голос, спросил: — Откуда в полку водка? Представьте объяснение генералу Смолянинову.
2
Триста американских сверхмощных бомбардировщиков бомбили Токио. Горела Гинза[15], пылали деревянные окраины и зазеленевшие парки, заводские корпуса и жилые кварталы. Густой дым затянул небо, Паника охватила город. Обезумевшие жители метались среди огня и смрада в поисках
Стиснув зубы, Умедзу смотрел в окно. Временами ему казалось, что от столицы, кроме императорского дворца, прилегающих к нему кварталов и одичалой от ужаса толпы, ничего не осталось. Это чудовищное зрелище потрясло генерала. Перед его взором оживали руины. Помпеи: хаос огня и устрашающего грохота. Он мог предупредить его, двинув против американской авиации маньчжурские воздушные силы. Но Россия!.. В этом лабиринте безвыходности Умедзу предугадывал судьбу империи.
Еще в первые дни, ознакомившись с делами генерального штаба, Умедзу почувствовал напряженности не только на фронтах, но и в столице. Армейская верхушка негодовала по поводу смещения Тодзио. Офицеры столичного гарнизона в любую минуту могли, поднять свои войска. Адмиралы устраивали частые совещания, старались убедить армейскую когорту, что война на Тихом океане проиграна: империя потеряла половину флота, четыре тысячи самолетов, треть миллиона личного состава; мир на Тихом океане даст новых союзников и предоставит возможность ведения войны с Россией…
Где-то поблизости взорвалась бомба. В открытое окно с силой дохнула взрывная волна. Умедзу прикрыл створки и медленно отошел к столу. Сдвинув, бумаги в сторону, он присел в кресло и тяжело оперся на руки головой…
В день вступления на пост начальника генерального штаба его посетил вице-премьер.
— Фельдмаршалу без вас было трудно, — пояснил он, возлагая на Умедзу большие надежды. — Из шести членов Верховного Совета по ведению войны три настаивают на немедленном прекращении операций на Тихом океане. Они добиваются высочайшего согласия на мир с Америкой и Англией.
— Это предательство! — резко и прямо заявил тогда Умедзу. — Армия этого не допустит! Это могут предложить только те, кто стоит на позиции бесчестий династии. Они не могут понять, что в настоящее время создалось крайне опасное положение, при котором малейшая ошибка, допущенная нами в руководстве войной, может сделать невозможным даже сохранение устоев нашего национального государственного строя. Первая мировая война привела к свержению русского царя и германского кайзера… Нет, мы должны искать свой путь. При этом должны быть полны решимости искать жизнь в смерти!
Через несколько дней после этого Он встретился Тодзио и наметил программу ведения войны. Но военный министр фельдмаршал Сугияма отклонил ее…
Дверь кабинета Умедзу широко распахнулась, ударившись ручкой о стену. Генерал вздрогнул и поднял голову. На пороге стоял взбудораженный и обозленный фельдмаршал Сугияма. Восьмидесятилетний старик подергивался и с трудом держался на ногах. Но на его лице пылал гнев, и потому Умедзу не предложил кресло.
— Почему? — задыхаясь от астмы, выдохнул он. Почему к столице допущена авиация противника?