Тыл-фронт
Шрифт:
— Ну-у? Что такая немилость? — удивился Савельев.
— Начал без разбору перемещать офицеров: взводного фронтовика ставит на роту, кто командовал шесть-семь лет ротой, прошел Хасан, Халхин-Гол, хорошо знает Дальний Восток — посадил на взвод. Я прибыл, Георгий Владимирович, не с жалобами к тебе, — словно отгадав его мысли, усмехнулся Виктор Борисович. — Помоги разобраться в вашем оперативном замысле… Армию нацеливаете в лоб на укрепления, войск дали достаточно… Артиллерии мало. В чем секрет, если это для меня не военная тайна?..
Савельев долго и сосредоточенно ходил по кабинету, словно
— Японскому генеральному штабу и командованию Квантунской армии роенное благоразумие не чуждо, — задумчиво, скорее для себя, чем для Смолянинова, заговорил Савельев. — При нашем ударе они, применят тактику ожесточенного сопротивления войсками укрепленных районов. Постараются сломить наше наступление и полевыми войсками перейти в контрнаступление. Значит, или нужно прошибать укрепрайон артиллерийским огнем или обходить его. Посмотри направление удара нашего фронта: сплошная тайга, сопки. Меси артогнем два-три часа — и без толку: из тысячи один снаряд принесет пользу, из сотни один дот будет разрушен. — Георгий Владимирович придвинулся к Смолянинову и обнял его за плечи. — Я хочу предложить штурмовать укрепления без артподготовки, — твердо проговорил он.
— Рискованная вещь, — после долгого раздумья отозвался Смолянинов — Это же укрепленная линия…
— И не плохо укрепленная, — согласился Савельев. — Но артподготовка принесет больше вреда, чем пользы. За тридцать минут ничего не сделаешь, за два-три часа японцы подготовят такой сюрприз.
— И что ты предлагаешь?
— Целая армия должна скрыто просочиться через японские укрепления и дорваться к полевым войскам. Как только наши войска сблизятся с противником, укрепленный район накрыть бомбовым ударом, — и, вставая, Георгий Владимирович уже сухо заключил: — Вот я и предложил сунуть в это пекло вашу армию. Я на нее надеюсь.
Постучавшись, в кабинет вошел порученец командующего фронтом.
— Главком просит в кабинет командующего, — доложил он.
— Ну вот, пойду благословляться, — заключил Савельев шутя, но слегка побледнел. — Потом поговорим, там долго не задержат.
* * *
В кабинете с тэобразной комбинацией столов посредине и диванами вдоль стен, кроме Главнокомандующего и маршала Мерецкова, находились члены Военных Советов Ставки и фронта, начальник штаба, командующие родами войск и начальники отделов штаба.
Чтобы несколько успокоиться, Георгий Владимирович не торопясь развязал папку, разложил на столе плановую таблицу операций и подошел к развешенной карте. На ней не осталось ни одного штриха, ни одной извилины, которые бы за эти дни не привлекли его внимание.
Достаточно даже беглого взгляда на карту, чтобы заметить географическое своеобразие Маньчжурии: огромная равнина, окаймленная, вдоль границы подковообразной цепью гор. На западе возвышается горный хребет Большой Хинган с труднодоступными вершинами и перевалами. Его склоны японцы опоясали тремя линиями укреплений: Маньчжуро-Чжалайнорской, Хайларской и Халун-Аршанской, с двадцатитысячным гарнизоном. Южные отроги хребта терялись где-то в безводных пустынях монгольских степей.
На севере, вдоль границы,
И только обширная долина между реками Сунгари и Уссури рассекает горную цепь и пестреет топями, болотами, лугами.
Учтя все эти природные особенности, Ставка Главнокомандующего Дальневосточными войсками предоставила штабам фронтов в планировании операции широкую инициативу, ограничивая ее только общей направленностью удара трех фронтов по сходившимся направлениям: Забайкальского, Первого и Второго Дальневосточных. Три фронта стремительным ударом за несколько дней должны окружить и пленить миллионную армию…
— Прошу, генерал! — прервал размышления Георгия Владимировича Главнокомандующий.
Планируя операцию, генерал-полковник Савельев десятки раз взвешивал все мелочи. Сейчас, глядя на шестиметровую карту с сотнями стрел, стрелочек, линий, кружочков и квадратиков, он видел живых людей, их действия. На этой карте была расчерчена жизнь сотен тысяч людей, честь армии, благополучие Родины. И потому речь генерала при докладе была резче, суше и лаконичнее обычного. Он открыто смотрел в глаза Главкома, словно стараясь показать ему свою душу, и, не щадя себя, докладывал не только план удара, но и все оставшиеся и зародившиеся сомнения. Он не мог убеждать, он излагал только голый оперативный замысел и расчеты.
Манера Главкома выслушивать подчиненных несколько сковывала Георгия Владимировича. Маршал Василевский неотступно следил за каждым его движением, но в то же время, казалось, был полностью поглощен своими мыслями. Только раз или два он что-то бегло черкнул на лежавшем перед ним листе. Было похоже, что он слушает не слова доклада, а прислушивался к скрытому их благоразумию и своему внутреннему голосу. Под конец, когда Савельев делал общие выводы по подготовке войск, Главком оторвал взгляд от генерала и оперся широким лбом на руку. На его лице скользнула чуть уловимая улыбка.
«Замысел благоразумен, — думал маршал, — но предельно дерзок, связан с большим риском. В тылу наступающих войск остается мощный укрепленный район и его сильный гарнизон. При малейшей заминке в ходе операции блокированный противник станет опасным». Но в твердой уверенности генерала маршал уловил, что этот риск основан на трезвом учете сил и возможностей обеих сторон, на безукоризненном знании Оперативного Искусства, психологии и военных способностей командного корпуса обеих армий. В нем были предупреждены все вероятные контрмеры противника.
Когда Георгий Владимирович кончил доклад, его лицо было бледно, на висках под серебром седины поблескивали капельки пота. Но внешне он казался спокойным.
Василевский долго молчал.
— Каково мнение командующих армиями? — обратился он к маршалу Мерецкову.
— Командармы Пятой, Двадцать пятой и Тридцать пятой твердо уверены в выполнимости замысла их армиями. Командующий Отдельной Приморской армией высказал сомнение: считает, что принятая им армия не в состоянии справиться с такой задачей. Ее нужно к этому готовить и основательно?