Тыл-фронт
Шрифт:
Чем ближе к границе, тем армия становилась гибче, подвижнее, а маневр ее частей слаженнее. Войска научились на ночь вдруг исчезать, а к утру появляться где-нибудь за двадцать пять-тридцать километров. Впереди оставался последний переход, но он был самым трудным…
Вашему подразделению, товарищ Новожилов, сегодня, — пояснил Бурлов, поводя прутиком по карте — надлежит пройти вот этот рубеж «противника». Просочиться через него вот здесь — в пади Гавриловой, и вот здесь — у села Троедворка. К пяти часам утра сосредоточиться в районе высоты Восемьсот десять. Вам предстоит
— Я со штабом перехожу рубеж по Васильевской пади и к пяти утра буду на высоте Семьсот шестьдесят два. Время выступления — по вашему усмотрению, но не раньше десяти вечера и не позже двенадцати ночи. За нами сейчас же пойдет Сорок шестая дивизия… Старшинам прикажите на ужин дополнительно выдать по банке консервов, — продолжал Бурлов. — Разъясните бойцам, чтобы ни в коем случае не пили воды, даже из родников:
Позади Федора Ильича послышался легкий шелест: из кустов выскользнул старшина Федорчук. Он был по пояс мокрый, уставший, но довольный.
— Старшина Федорчук с армейского складу, возвратился! — полушепотом доложил он. — Получив и доставив все, что положено. Километрах в двух отсюда, за болотом, машины стоять. С темнотой пригоню. А это пакет штаба армии.
Пока Бурлов вскрывал конверт и читал, лейтенант Сергеева не сводила глаз с Кондрата Денисовича. После встречи в день взятия Берлина Валя не виделась с Рощиным, не знала, где он, и надеялась, что Федорчук что-нибудь разведал о нем.
Тогда их встречу оборвал полковник Мурманский. «Немедленно отправляйтесь на огневые и вытаскивайте орудия, а не забавляйтесь… с младшими по званию». Рощин недобрым взглядом проводил полковника, резко повернулся и направился к своей машине. Потом она узнала от Федорчука, что, Анатолия перевели в штаб армии.
Заметив ее взгляд, Новожилов подозвал Федорчука. — Майора Рощина не видел? — тихо спросил он. — Заезжав к нему, в штабе не оказалось, — пожал плечами старшина. — Его начальник сказав, шо буде только к ночи. А вам привет передав, — шепнул он Сергеевой.
— Да-а… — выдохнул Бурлов, посмотрев приказ. — Двадцать человек разведчиков, хорошо знающих Сабуровское направление, отправить в распоряжение майора Рощина. Из них двое указаны по фамилиям: Федорчук и Селин.
— А… Варов? — словно эхо, отозвался Федорчук.
— Остается в дивизионе, — недовольно ответил Федор Ильич.
— То есть как?
В этом вопросе было столько непосредственности и искренности, что Бурлов только взглянул на Кондрата Денисовича и крутнул головой.
— Отправка через час. Отберите с командирами батарей и доложите, — обратился он к начальнику штаба. — Для сопровождения и сдачи назначьте… — сидевший рядом с ним Новожилов незаметно нажал сапог, и Федор Ильич его понял. Взглянув на Новожилова, словно спрашивая: «Управишься один?» — не спеша добавил: — лейтенанта Сергееву.
Валя видела движение Новожилова и чувствовала, что краснеет, но даже если бы имела право, отказаться не смогла бы. «Скоро я тебя увижу!» — единственно, что думала она в эту
* * *
В полночь Рощина разбудил дежурный по штабу,
— Кто вызывает? — спросил он.
— Товарищ вызывает. Возле палатки ожидает с весьма срочным пакетом, — отозвался дежурный,
— Вот тебе на! — недовольно воскликнул Рощин. — Сам не можешь принять?
— Могу принять, — рассмеялся дежурный. — Но лучше тебе это сделать.
Ночь стояла лунная. Выйдя из палатки, Рощин узнал стоявшую в тени деревьев Валю. Он узнал бы ее даже в кромешной темноте. Майор быстро подошел к ней, взял за плечи и долго всматривался в ее похудевшее, обветренное лицо с потрескавшимися губами. Потом молча поцеловал. Сейчас он не мог, вернее, ему нечего было ей говорить.
— Что же ты так, Анатолий?! — шептала Валя. — Мог же что-нибудь написать? Ни слова…
— Родной мой лейтенант! — наконец тихо проговорил он.
6
Армия генерала Савельева, численностью в восемь стрелковых дивизий, двух бронетанковых и шести артиллерийских бригад, развернулась на фронте в семьдесят шесть километров. По соседству готовились к наступлению: слева — Пятая и Двадцать пятая, а справа Тридцать пятая армии. В первую линию Савельев выдвинул шесть стрелковых дивизий и обе бронетанковые бригады. Две дивизии оставил во втором эшелоне для усиления удара.
Японцы на этом направлении имели четыре укрепленных района. В центре — мощные Дунинский и Новоселовский. Слева от них — Пограничненский с такими неприступными фортами, как Центральный, Офицерский, Восточный, Гарнизонный, Сто девятнадцатый, — каждый в три-четыре подземных этажа, трехмесячным запасом боеприпасов и продовольствия. Справа — Мишанский, названный японцами «линией смерти».
Главный удар армии предстояло нанести флангами. Войска левой группы должны были в темноте проникнуть в стыки между Дунинским и Пограничненским укрепленными районами и ударить через Мулин на Муданьцзян. Правой надлежало просочиться между Новоселовским и Мишанским укреплениями и наступать через Лишучжень на Линькоу.
В центре, где японцы имели на каждые сто Метров по два дота, заняли исходные рубежи три сводных отряда пограничных войск, в задачу которых входило сковать действия резервов противника.
В последние дни на выдвинутых к границе наблюдательных пунктах полков и дивизий шло — уточнение боевых задач.
В глубоком окопе, из которого торчали только перескопы стереотрубы, около полковника Орехова собралось до десятка старших офицеров свиринского полка.
По армейскому плану операции Сорок шестая дивизия наносила удар на главном направлении. Ей предстояло просочиться через Пограничненский укрепленный район и нанести удар знаменитой японской дивизии «Каменное сердце». Неприступные горные хребты не позволяли с началом боя усилить ее удар танками.