Тыл-фронт
Шрифт:
— Сударыня, не лезьте на меня верхом! — громко выкрикнул старик, вырывая руку. — Я не верховая лошадь.
Варенька покраснела и оглянулась вокруг, но на них никто не обратил внимания. Крестный стоял с раскрытым ртом, сильно вытянув длинную морщинистую шею. Когда самолет чуть ли не касался крыш, он крепко закрывал глаза, втягивая голову в плечи и еще шире приоткрывая рот. Когда тот снова скрывался в облаках, он вытягивал шею и замирал.
Когда самолеты скрылись, площадь вздрогнула от грома рукоплесканий и гула восхищений.
Сводный оркестр заиграл
Вареньке казалось, что сейчас вступят на площадь сомкнутые колонны необычных рыцарей. Они устрашающе прогромыхают перед трибунами, перед бесконечной толпой, но вместо этого на площадь вышел офицерский отряд. Он шел легко, свободно. Потом случилось и совсем ни на что не похожее! К ногам офицеров полетели букеты цветов. Те подхватывали их, улыбались и махали толпе руками. Вмиг строй стал похож на движущийся цветник.
Варенька увидела Рощина. Заметил и он ее и приветливо махнул рукой. Она бросила майору букет, но его перехватил другой офицер. Раздосадованная Варенька выкрикнула: «Не смейте!» Хотела догнать офицера и отобрать не ему предназначавшиеся цветы, но плотная толпа и шпалеры солдат помешали ей выполнить свое намерение.
За офицерской колонной нескончаемой цепью, в шесть рядов, шли автомашины с солдатами. Они тоже цвели и никак не сходились с Варенькиными представлениями о победителях. Потом поползли чудовищно громоздкие танки. Толпа непроизвольно подалась назад. Многие, кто еще утром был уверен в провиденциальности победы советских войск, вдруг поняли, что это не случайность, а историческая неизбежность.
Еще до конца парада Варенька оставила крестного на попечение денщика, выбралась из толпы и начала пробираться к трибунам. Когда она была почти у цели, дорогу ей преградил солдат с красным флажком на штыке винтовки, но Варенька нисколько не испугалась его.
— Гражданочка, дальше нельзя! — вежливо предупредил он.
— Как нельзя, сударь? — невольно вырвался у нее возглас недоумения. — Я к господину майору Рощину… — и хитровато взглянув на солдата, добавила: — Я его кузина!
Солдат несколько растерянно смотрел на Вареньку, не зная, что ему делать перед этим неизвестным ему «чином». Потом в его глазах мелькнула усмешка: «Была, не была!» Он прищелкнул каблуками и сделал «на караул».
— Проходите!
Варенька наградила его очаровательной улыбкой и поклоном. Рощина она увидела около легковой автомашины. Он стоял с капитаном, которого представлял ей в ресторане, и какой-то девушкой.
— Вы как сюда пробились, Варенька? — заметив ее, спросил майор.
— О-о, этого я вам не скажу, сударь! — как обычно в замешательстве ответила Варенька.
Ее ответ был настолько забавен, что Рощин и капитан рассмеялись. Зина с заметным любопытством рассматривала Вареньку, но она, казалось, этого не замечала.
— Почему же, сударыня! — шутливо отозвался Рощин.
— Потому, что вы будете мной недовольны! — вполне серьезно ответила она.
— А если нет? — возразил Рощин.
— Тогда скажу… Я сказала господину солдату, что я ваша кузина.
—
— Что едят?
— Кузину вашу.
— А разве он не знает? Почему же он соблаговолил пропустить меня?
— Вы его просто озадачили, Варенька, — пояснил Рощин. — У нас нет в обиходе такого слова.
— Смелость города берет! — добавил капитан. — Едемте вместе обедать? Как вы, Зина? — спросил капитан.
Зина взглянула на Анатолия.
— Поедемте! — согласился Рощин. — Едемте с нами, Варенька?
В машине, сидя между Рощиным и капитаном, Варенька замкнулась и умолкла.
— Вы что такая хмурая? — тихо спросил Рощин, когда вышли из машины. — Я вас чем-нибудь обидел?
Варенька утвердительно кивнула головой и ответила вопросом:
— Кто эта мадемуазель? — указала она глазами на Зину.
— Дочь нашего командующего, — также тихо ответил Рощин.
— Для нее было бы унизительно, если бы вы меня представили? — спросила Варенька, и Анатолий Андреевич вдруг почувствовал свою вину и неловкость перед Варенькой.
* * *
В начале сентября в центральных газетах был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении старших военачальников войск Дальнего Востока и удостоившихся высших правительственных наград офицеров и солдат. На старшего лейтенанта Любимова был отдельный Указ:
«За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с японскими агрессорами и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить посмертно звание Героя Советского Союза старшему лейтенанту Вячеславу Сергеевичу Любимову».
Зина прочла указ в каком-то душевном смятении До последней минуты она надеялась на какое-то чудо Сколько раз она теряла Вячеслава, но он находился. Неужели теперь смерть оказалась сильнее его? Смерть, которой он не боялся, о которой не думал. Эта теплившаяся наперекор всему надежда привела Зину и в Харбин. Даже Георгию Владимировичу она горячо заявила:
— Этого не может быть, папа! Ты не знаешь Вячеслава!
— Бессмертных людей нет! — возразил отец.
И вот теперь… «Посмертно!» Зина знала, верила, даже была убеждена, что такой Указ обязательно будет! Но без этого рокового слова. Как бы славна ни была смерть, но она в первую очередь несчастье, трагедия!
— Сорванец! — услышала она голос отца из его кабинета. — Собирайся, через двадцать минут поедем на Сунгари. Посмотрим парад Амурской флотилии.
— Что-то не хочется, папа.
— Одевайся, одевайся! Там много молодежи будет, — возразил Георгий Владимирович. — И этот твой старый друг — майор Рощин будет…
— Ты приказал ему ехать из-за меня? — спросила Зина.
— Зинаида, ты стала несносной! — обиделся Георгий Владимирович. — Он едет по делам службы. Маршал просил нарядить фотографический взвод для фотографирования, начальник, штаба доложил, что поручил это Рощину.