Тыл-фронт
Шрифт:
— Что-нибудь мясное и побольше! — буркнул Рощин посетившему его «амуру» в голубеньком платье и кружевном передничке.
— Не думаешь в театр сходить — спросил Рощина подсевший к нему адъютант командующего.
— Не имею желания… Устал, — отозвался Рощин. — Да и слушал в Одессе…
— Познакомь меня с Варенькой?
— С какой Варенькой? — удивился Рощин.
— Да со своей. Которая сейчас подходила к тебе…
— Вот тебе на! А я откуда ее знаю?
— Те-те-тe! Ты у них живешь! Я бы и сам познакомился с ней, да она обслуживает
— Меня? — уже изумился Рощин. — Вот не знал, что причислен к лику генералов! Представь, я ее и не знаю.
Капитан недоверчиво посмотрел на Рощина, но в это время к ним подошла Варенька. Рощин со вниманием и любопытством взглянул на нее. Встретив его пристальный взгляд, Варенька покраснела и смущенно сказала:
— Здравствуйте, сударь!
— Здравствуйте, Варенька! — ответил Рощин. Вы тоже член «Русских патриотов»? — спросил он.
— Да, сударь!
Варенька смотрела на него и отвечала, как гимназистка своему ректору, но за робостью он рассмотрел лукавство и то же любопытство, которые испытывал и сам.
— Варенька, познакомьтесь с капитаном, — предложил он.
От неожиданности Варенька прижала к себе поднос, присела в реверансе и промолчала.
— Вы не желаете, Варенька, на «Кармен»? — отрекомендовавшись, предложил адъютант. — У меня два билета.
— Мерси, сударь… Но я… занята. И потом, устала… И потом, ночью идти…
Варенька неловко умолкла и умоляюще взглянула на Рощина. Анатолию вдруг стало приятно, что она отказалась.
— Я вас буду сопровождать! — воскликнул капитан.
— Нет, нет! Благодарю, сударь! — даже испуганно проговорила Варенька.
Сочтя беседу исчерпанной, адъютант бросил на Рощина двусмысленный взгляд, взял фуражку, приложил к козырьку два пальца и молча вышел.
— А я, признаться, не узнал вас, — проговорил Рощин, чтобы сгладить наступившую с уходом капитана неловкость.
— Вам нет до меня никакого дела, — с обидой в голосе отозвалась Варенька. И, скосив на него глаза, прибавила: — Что-нибудь мясное и побольше!
Рощин от неожиданности поперхнулся и озадаченно взглянул на Вареньку. Но сообразив, что последние слова относятся к нему, слегка смутился. «Она не так уж безобидна! — подумал он. — С колючками!»
— Простите, Варенька! — извинился Рощин. — Просто кухня превосходная, и все блюда готовятся хорошо. Да и поздно уже, — попытался оправдаться он.
— А третьего дня? Вы ужинали первым?
— И третьего дня? — упавшим голосом переспросил Рощин. — Больше этого не повторится, — шутливо ответил он.
— Смотрите, а то я откажусь от попечительства о вас, — также отозвалась Варенька.
— А кем оно учреждено? — поинтересовался Рощин.
— Крестным и… мною, — заметно смутившись, ответила Варенька. — Он каждый вечер спрашивает, что вам было подано кушать.
— А я думал, он ваш отец или дед, — удивился Рощин. — А родители ваши где?
Варенька вошла в себя, словно улитка в свой домик, и оттуда
— Вам пудинг подать? — наконец нашлась Варенька.
— Давайте пудинг, — согласился Рощин, заметив Варенькину оторопь.
«Почему ее так встревожил мой вопрос!» — думал он, скручивая «Кармен» трубочкой.
Варенька подала рисовый пудинг с имбирным вареньем и песочное пирожное. Вид у нее при этом был официальный, даже высокомерный.
— У меня, сударь, отец служил у генерала Кислицына и в японской военной миссии, — объявила решительно она, стараясь не встречаться с его взглядом. — Потом, он белогвардеец, так, кажется, у вас говорят, сударь?
— У нас не говорят «сударь», а говорят товарищ, — еще не поняв ее, заметил Рощин, чувствуя назойливость этого слова. — И где же он сейчас?
Это уже походило на допрос. Анатолий и сам понял неуместность своего вопроса.
— Папенька застрелился за несколько дней до вашего прихода, — уже подавленно прошептала Варенька и вдруг расплакалась и убежала на кухню.
— Товарищ майор, зачем вы оскорбили девушку? — не успев ничего сообразить, услышал Рощин.
— Я ее не оскорбил, — нехотя отозвался майор, вставая из-за стола. Заметив, что его спрашивал начальник штаба армии, поспешно добавил: — Простите, товарищ полковник, я ничего ей не сказал.
— Чем же объяснить ее слезы? — все так же укоризненно спросил полковник.
Рощин не находил ответа, но ему помогла сама Варенька. Она появилась со скомканным передником в руках.
— Господин… товарищ полковник, господин майор не виноват! Я сама… — быстро проговорила она, прижимая к груди передник. Потом, не стесняясь присутствием полковника, умоляюще взглянула на Рощина. — Вы домой? Подождете, сударь, меня? Умоляю!
Рощин утвердительно кивнул головой и вышел в холл. «Вот, черт, влез в историю! — недовольно подумал он, рассматривая кашлявшего от дыма толстой сигары капитана, и смеявшуюся над ним девушку в форме лейтенанта-связиста. — Чего доброго, завтра еще от командующего нагоняй получу… Зачем мне нужны ее родители?»
Вечер был по-осеннему прохладен. На площади перед гостиницей, за высоким забором, раздавался треск кирок, стук мастерков, грохот гранита. Инженерная бригада сооружала памятник «Павшим в боях». Вдали, на привокзальном проспекте, рассыпались густые снопы лучей прожекторов: площадь готовилась к утреннему параду Победы. От бывшего Дворянского собрания, где теперь был Дом Красной Армии, доносилась музыка.
Варенька была подавлена, шла молча, бросая незаметные взгляды на Рощина.
— Вы недовольны мною? — виновато спросила она. В ее голосе снова послышались слезы и отчаяние. Рощин чувствовал, что она ищет не просто сочувствия, а какой-то помощи. Возможно, даже и сама не зная какой. Ему стало жаль Вареньку.