Тыл-фронт
Шрифт:
— Заладил: думаешь, думаешь! — горячился Зудилин. — Японцев не интересует то, что думали вы, что подумают наши красноармейцы. Их касается только фант нарушения нейтралитета. Мы убили японского солдата, солдата страны, с которой мы не воюем.
— Какую ты чушь городишь!
Рощин отошел.
— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант? — догнал его Ошурин.
— Пожалуйста. Только, что это вы мое звание забыли?
— Телефонограмму принял, — широко улыбнулся Ошурин. — Поздравляет вас командование с присвоением звания старшего лейтенанта.
Рощин
— Разрешите взвод построить, объявить телеграмму?
— Не нужно, пусть отдыхают. А вы почему не ложитесь?
— Хотел доложить первым… Да, еще телефонист из штаба передал по секрету: тем, кто стрелял, знаете, что сделали? Новожилова представили командующему, а остальным по благодарности объявили…
— Это хорошо! — облегченно вздохнул Рощин, — Правильно.
Направляясь к своему блиндажу, Рощин радостно думал: «Старший лейтенант!» Разогнавшись, он прокатился на ногах по поблескивавшей в лунном свете дорожке, но, потеряв равновесие, упал на бок и сполз по крутому откосу прямо к землянке, взвода вычислителей.
— Приехали, — засмеялась Сергеева, — здравствуйте, товарищ лейтенант, вы к нам?
— Нет, проездом, — ответил Рощин, отряхиваясь.
Взглянув на девушку, он удивился, как она переменилась. Это была уже не та Сергеева, которая робко перешагнула порог блиндажа. Бурлов за это время достал у помощника командира полка по хозяйственной части и форму, и маленькие, хотя и грубые, армейские сапоги, я новые с иголочки шинели. Сейчас при свете луны Сергеева казалась ему удивительно стройной, особо привлекательной.
— Понимаете, иду, на душе весело. Вспомнил детство, каток. Скользнул по дорожке и прямо сюда, — признался Рощин. — Но это и кстати. Я хотел с вами поговорить.
— О чем? — быстро спросила Сергеева.
— Я хотел попросить помочь мне навести уют в землянке взвода. Но это должно быть сделано не в приказном порядке, а по вашей инициативе.
— Девушки, я думаю, согласятся, — ответила нетвердо Валя.
Вглядываясь в ее серьезное лицо, Рощин внезапно вспомнил первый день войны. Берег моря, рассерженная девушка с пылающими щеками, имени которой он так и не узнал.
— Вы? — удивленно прошептал он. — Тогда, на Девятнадцатом. В день объявления войны?
— Да, — тихо проговорила она, — Тогда было так хорошо…
6
Похудевший, постоянно насупленный, Любимов пропадал в тайге, появляясь на заставе только для того, чтобы побриться и помыться в бане. И все же Жадов сумел проскользнуть через границу. Где совершился переход, пограничник приблизительно знал, и это еще больше его угнетало. Козырев, чтобы отвлечь лейтенанта от мрачных дум, несколько раз посылал его под предлогом службы в Сабурово. Возвращался оттуда Любимов повеселевшим: мельком встречался с Зиной или разговаривал с ней по телефону, а однажды даже сфотографировал ее
Рассветало… Объехав секреты, Любимов с двумя пограничниками остановился на Фомкиной сопке. Это был один из самых глухих уголков границы. Широкое болото заставило оттянуть в этом районе полевые части вглубь почти на два километра. С японской же стороны к границе подступали крутые, густо поросшие кустарником сопки, на которых создан пока еще не занятый войсками мощный, в два артиллерийских форта, четыре капонира и восемь дотов, резервный узел сопротивления. Он должен был прикрывать правый фланг ударной группировки армии генерала Сато, нацеленной на Сабурово. Привлекло сюда Любимова сообщение секрета о каком-то непонятном шуме, отмеченном после наступления темноты.
Укрывшись в зарослях кусков, наряд Любимова вел наблюдение за пограничной полосой, но ничего подозрительного не видел.
— Вон, вроде следы, — показал один из пограничников.
— Следов там много. Они и на прошлой недели были, — возразил Любимов. — Впрочем, тропинка в распадке, действительно, новая и хорошо утоптанная. Видимо, прошло несколько человек.
Неожиданно где-то слева утреннюю тишину разорвала пулеметная очередь. Потом все стихло. Через минуту стрельба возобновилась.
— Как будто в районе разведывательной батареи? — прислушался Любимов. — Поехали туда!
— Лезут!.. — остановил его боец.
Из узкого, глубокого распадка вышло до отделения солдат. Они направились к заграждению и начали срывать проволоку.
— Пограничного знака не видят, что ли? — изумился молодой розовощекий пограничник.
— Дайте предупредительную ракету, — приказал ему Любимов.
Тот вскинул ракетницу и выстрелил. И сразу же по Фомкиной сопке ударили два пулемета. Конь под Любимовым вздрогнул, тяжело осел.
— Ложись! — крикнул Любимов, падая вместе с конем. — Приготовиться к бою! Поликарпов, вызов!
Но стрелявший боец неестественно запрокинулся на круп метнувшейся в кусты лошади. Второй пограничник выхватил ракетницу и трижды нажал спуск. В воздух взвились три красных ракеты.
— Титов, узнайте, что с Поликарповым? — крикнул Любимов, и пограничник отполз к кустам.
Лежа за толстым пнем, лейтенант увидел, как из того же распадка выбежало до взвода белогвардейцев. За ними показались японцы. Разделившись на две группы, нарушители перешли границу и начали обходить невысокую Фомкину сопку с флангов.
— Фыо-ю… Вон в чем дело! Захватить хотят, — догадался Любимов. — Посмотрим, господа, — зло проговорил он, выкладывая из сумки гранаты.
— Поликарпов убит, товарищ лейтенант, — доложил возвратившийся боец.
— Выдвигайтесь к тому камню и бейте короткими очередями, — приказал Любимов.
Боец отполз и дал несколько коротких очередей из ручного пулемета. Японцы залегли. Их пулеметы строчили яростно, без перерыва. Цепь белогвардейцев добралась к подножию сопки. Любимов бросил одну за другой две гранаты. Снизу послышались испуганные вопли, стоны и грубая брань.