Тыл-фронт
Шрифт:
— Стой, пропуск! — донесся тихий окрик.
— Це я, — негромко крикнул в ответ Кривоступенко и, преодолев в три прыжка оставшееся расстояние, соскочил в окоп. С японской стороны хлопнуло два выстрела «на слух». Пули шлепнулись о мерзлую землю где-то рядом.
— С ума сошел, что ли? Или за тобой кто гнался? — сердито пробурчал разведчик Галкин. — Говорю: «пропуск», так и отвечай, а то летишь кубарем. До греха недалеко.
— Перелякався, страшно дуже, — оправдывался Кривоступенко. — А як ты крикнув, то и зовсим душа в пятки нырнула. Думаю: зараз бабахне… А де Селин и Рязанцев?
— Отдыхают в
Но Кривоступенко словно не слышал его. Он тихо приоткрыл тяжелую дверь блиндажа.
— Дывысь, и правду сплять! — Оглянувшись на Галкина, повар незаметно накинул петлю запора и сунул в проушину болт.
— Глухой, что ли? — сердито спросил Галкин. — Чего пришел?
— Сейчас доложу, — отозвался Кривоступенко, приближаясь к Галкину. Он нащупал в кармане шинели бритву.
Облокотившись локтями о бруствер окопа, Галкин смотрел в сторону границы, вслушиваясь в ночную тишину. Кривоступенко протиснулся в узком окопе за его спину. Навалившись на Галкина, он сильно дернул за верх подвязанной ушанки его голову к себе и рывком полоснул бритвой по горлу. Захрипев, Галкин обмяк и осел на дно окопа.
— Вот так. Теперь знаешь, зачем пришел, — спрятав бритву за голенище сапог, Кривоступенко обшарил карманы Галкина. Нащупав кошелек, торопливо достал его и, не разглядывая, спрятал в карман. Потом выпрямился, осмотрел руки и бережно взял с бруствера винтовку. Легко выпрыгнув из окопа, он свернул в густой кустарник и направился к границе. Вдруг его слух уловил быстрые шаги.
— Ты куда? Там же граница! — услышал он громкий шепот Калмыкова.
— Знаю, куда иду, — зло отозвался Кривоступенко, останавливаясь у толстого дуба.
— Ну, а где же табак? — нетерпеливо спросил Калмыков.
Повар беззвучно рассмеялся и достал из кармана пачку махорки:
— Закуривай. Через час папиросами угостят. Там и накормят и напоят…
Калмыков побледнел, губы его дрогнули:
— Да ты что…
— Вот что, дружище, — перебил его Кривоступенко. — Дорога теперь одна: через границу — на свободу. Возврата тебе нет: я прирезал одного на пункте.
— Так вот за каким табаком ты меня звал! Ах ты, шкура гадючья, — прошипел Калмыков и бросился на Кривоступенко. Но тот выставил вперед штык. Глухой болезненный крик огласил вечернюю тишину. Калмыков пластом свалился на землю.
Из-за сопок показалась луна. Кривоступенко что есть силы шарахнулся к границе, но, заметив приближающуюся овчарку, присел на колено и прицелился. По границе гулко прокатился звук выстрела.
Часть вторая
Мертвая полоса
Глава шестая
1
Начало 1942
В январе на ряде участков фронта поспешный отход гитлеровцев превратился в бегство. Они бросали танки, артиллерию, автомашины…
В феврале контрнаступление советских войск продолжалось.
— И все же Япония продолжает верить в Гитлера, — отметил Савельев. — Генерал Умедзу снова перемещает соединения: подтягивает ближе к границе. Делается это, конечно, не без учета летних планов Германии. Сейчас основательно готовится. По данным штаба фронта, в его распоряжении тысяча танков, полторы тысячи самолетов и столько же орудий и минометов. Нужно, Николай Константинович, — обратился он к начальнику артиллерии, — посмотреть и наш план с учетом этих данных; кое-какие артчасти, может быть, придется переместить…
— Слушаюсь, Георгий Владимирович! Я над планом уже работаю. Когда уточню, доложу вам.
В кабинет быстро вошел начальник штаба.
— Передали из штаба фронта подробности капитуляции Сингапура, — доложил он. — По сведениям японской службы информации, союзные войска потеряли пятнадцать тысяч убитыми и девяносто шесть тысяч пленными, в том числе свыше двадцати пяти тысяч англичан. Японцы захватили четыреста пятьдесят танков, шестьсот тридцать орудий, четырнадцать тысяч автомашин. Уничтожен пятьсот пятьдесят один самолет.
Разговор перекинулся на положение южных фронтов. Командующий и генералы подошли к карте, где над Сингапуром был уже прикреплен японский флажок.
— Тодзио решил одну из основных своих задач, — заметил Савельев. — Япония окончательно вышла на простор. Помехой ее планам является сейчас только военный потенциал нашей страны.
— Теперь путь к островам южных морей и Индийскому океану у нее открыт, — подтвердил Николаенко, черкнув пальцем через Малаккский пролив. — Это — военные материалы, продукты питания, господство в водах Южно-Китайского моря.
В кабинет, читая на ходу написанный на машинке лист, вошел Смолянинов.
— Ну как, Виктор Борисович? — спросил командующий.
— Есть! Буква в букву. Перепечатал и сдал в типографию.
— Читайте, читайте, Виктор Борисович, — заторопил начальник артиллерии.
— Приказ Народного Комиссара Обороны. 23 февраля 1942 года. № 55. Город Москва, — торжественно начал Смолянинов. — Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники…
Савельев прикрыл глаза. Перед ним встала Москва: необычная, суровая, затемненная, какой он ее запомнил в день отъезда на Дальний Восток.
— …Теперь судьба войны будет решаться не таким привходящим моментом, как момент внезапности, — продолжал читать Смолянинов, — а постоянно действующими факторами: прочность тыла, моральный дух армии, количество и качество дивизий, вооружение армии, организаторские способности начальствующего состава армии.
— Подожди, Виктор Борисович. Прочти еще раз это место, — попросил Савельев.
Дочитав приказ. Смолянинов подал его командарму.
— Не рискнуть ли, Георгий Владимирович, потревожить авиаторов? Без них, пожалуй, к утру не успею разослать, а надо, обязательно надо, — попросил бригадный комиссар.