Тыл-фронт
Шрифт:
— Нельзя, Виктор Борисович, — возразил Савельев. — Совсем запретили полеты в пограничной зоне, даже на У-2. Придется посылать командиров-направленцев на мотоциклах.
На столе командующего зазвонил телефон.
— Слушаю. А-а, Зина! — оживился Савельев. — Добрый вечер, дочка. Ночь? Ну уж и ночь! Второй час? Иду, иду. Что? Звонишь не из дому? А откуда? Из Сабурово? Какая нелегкая занесла туда? А, служба? Тайна? Ну да, ну да, дочка! Нет, сейчас отправлюсь отдыхать. Теперь, правда, домой не хочется идти, — скучно проговорил Савельев. — Думал, тебя увижу. Завтра вечером? Нет, дочь, увидимся, значит, после… Хотя вот что! Ты задержись там на денек. Я завтра поеду туда и встретимся. Где ты остановилась, в ДКА? Вот и хорошо. До свидания. —
— Идите домой, Виктор Борисович. Вас семья ждет, в кои дни к ней заглядываете. Мы уж, холостяки, поплетемся в гостиницу, дома как-то неприветливо, пусто… Вообще, правильно сделали, Виктор Борисович, что не отправили семью. Я уж давно написал Евгении Павловне, чтобы возвращалась. Хотел дочку ей обратно отослать, а потом передумал, — смущенно признался он.
— А мне, Георгий Владимирович, разрешите истребовать Соф Кирилловну? — спросил Николаенко.
Ишь чего захотел, старый лафет! — пошутил. Савельев. — За свою семью я отвечаю перед собой. А за вашу — перед вами и перед правительством.
— Я вас уволю от ответственности передо мной. А приедет моя Софья Кирилловна — она уволит вас и от ответственности перед правительством.
— Ну, если так, можно подумать. Как вы, товарищ член Военного Совета?
— Пожалуй, можно будет попытаться, — улыбнулся Смолянинов и, переходя на деловой тон, заговорил о другом.
— Нужно, по-моему, разрешить частям направить команды в тайгу на охоту. Ну хотя бы в Чугуевский район. Одному полку я разрешил послать пробную команду, недавно они возвратились. За месяц шесть медведей и одиннадцать кабанов убили: А весной, вдобавок, рыба пойдет.
— Ну? — оживился командующий. — Пиши меня первым, — пошутил он и серьезно добавил: — Дело хорошее и нужное. Подсобные хозяйства дают мало. Да и хозяйственники нерачительны, — обратился он к начальнику тыла. — Заготовьте приказ. Дополнительные продукты должны идти в первую очередь на боевые порядки, потому что трудно в окопе зимой на одной пайке. Предложению Виктора Борисовича придайте законную силу, не ожидая формального утверждения, как вы любите делать. Районы охоты разведайте и распределите между соединениями.
2
В начале марта премьер-министр Тодзио вызвал генерала Умедзу в Токио. Сложная военная обстановка на Западе, опьяняющие успехи имперского флота на Юге — все это делало необходимым заслушать главнокомандующего Квантунской армией.
Премьер и командующий были почти ровесники, но составляли прямую противоположность друг другу. Пятидесятилетний Тодзио выглядел моложе своих лет, был властолюбив, весьма энергичен, подвижен и смел. После окончания Академии генерального штаба он сменил до десятка должностей и государственных постов. Получив первый генеральный чин, он уже через пять лет был военным министром. И все же Тодзио был больше искусным политическим деятелем, чем генералом. Умедзу же был дальновидным, уравновешенным, осторожным военачальником. Эти два генерала ценили и уважали друг друга за высокие деловые качества.
Сидя против премьер-министра, командующий Квантунской армией третий раз перечитывал положенную перед ним телеграмму:
«Для Японии, если она чувствует себя достаточно сильной и обладает достаточным количеством противотанкового водружения, этот год представляет самую удобную возможность напасть на Россию, которая никогда больше не будет такой слабой, как она является теперь.
Суммируя, скажу следующее: внезапное и успешное нападение на Советскую Россию отразится очень благоприятно для держав „пакта трех“ на дальнейшем ходе войны. Чем раньше осуществится это участие в войне, тем лучше. Как и прежде, цель, естественно, должна заключаться в том, чтобы Германия и Япония встретились
Премьер с нетерпеливым ожиданием смотрел на Умедзу. Но тот не торопился высказывать свои мысли. Оставив телеграмму, он сложил руки на лежавшей на коленях сабле и опустил взгляд на пол. За ним стояла миллионная армия, армада танков, артиллерия, авиация. Но хватит ли этого, чтобы не только безусловно сломить оборону русских, но и разгромить их? Пять дней назад генерал Сато донес, что перед фронтом его группы за несколько месяцев выросла стена: надолбы, проволока, мины, доты, бесконечные линии окопов. Умедзу предполагал, что еще до прорыва обороны Сато потеряет из трех солдат двух. Русские — достойный, требующий осторожного подхода противник…
Главнокомандующий встал и, опустив руки, тихо проговорил:
— Я считаю, генерал Тодзио, что к удару и моя армия и империя не готовы. Русские не позволят повторить, во всяком случае, сейчас, ни Порт-Артур, ни Пирл-Харбор.
— Лучшая армия в мире не может считаться с русским барьером. Советы заняты войной против Германии и серьезного сопротивления оказать не могут, — в возражении Тодзио звучали самолюбие, властность, выношенная десятилетиями вера в империю.
— Не будем преувеличивать… Военный потенциал русских входит сейчас в нормы военного времени. Германские войска вынуждены были не только приостановить наступление, но и отойти на двести-триста километров.
— Да, но это же стратегический маневр…
— Маневр для правительств других стран, для общественного мнения, но не для нас — военных. Нам для того, чтобы сломить сейчас сопротивление русских, потребуется дополнительно перебросить войска из Кореи, Внутренней Монголии и даже из Японии.
Тодзио быстро заходил по кабинету. Он не мог не согласиться с Умедзу.
— Я далек от мысли, что русские могут победить. Но наш час еще не настал, — заметив колебания Тодзио, добавил главнокомандующий. — Вспомните трех великих людей, живших в семнадцатом веке: Ода Йобунага, Тойотоми Хидейоси и Иэясу Токугава, — задумчиво говорил главнокомандующий. — Предание говорит, что вопрос о непоющей кукушке они решили бы, так: Ода Нобунага сказал бы: «Если кукушка не поет, убейте ее», Тойотоми Хидейоси сказал бы: «Если кукушка не поет, заставьте ее петь», а Иэясу Токугава сказал бы: «Если кукушка не поет, давайте подождем, пока она запоет». Последнее и есть мудрость… Нужно выжидать более благоприятного положения, — убежденно закончил главнокомандующий.
— Да, нужно выжидать!.. — согласился Тодзио.
Умедзу поклонился и собрался выйти.
— Через десять минут у меня должен быть германский посол, — взглянув на часы, быстро проговорил Тодзио. — Прошу вас остаться.
Умедзу вторично поклонился и, опустившись в кресло, закрыл глаза.
* * *
…С прогулки германский посол Отт возвратился утомленным, но посвежевшим. Угнетающее его все эти дни болезненное раздражение хотя и не исчезло совсем, но притупилось. Отт мог еще объяснить, почему армия замедлила продвижение: необычные и трудные для войск холода, необходимость сосредоточения крупных сил для решающего удара по русской столице, наконец, все нарастающее сопротивление русских войск. Но то, что уже третий приказ фюрера о взятии Москвы не был выполнен, вызывало недоумение. А потом произошло что-то совсем необъяснимое: оставлен Ростов, армия отходит с поспешностью, похожей на бегство, горят танки Гудериана, потеряны Тихвин, Калинин. «Это что-то непонятное! Впервые за два с половиной года войны в Европе! Что это? Отступление?»