Тыл-фронт

Головин Андрей

В дверь постучали. Сережа спрыгнул со стула и убежал в коридор.

— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, — донесся его звонкий голос. — Вам бригадного комиссара? Он дома. А вы сапер?

Смолянинов выглянул в прихожую.

— Простите, товарищ бригадный комиссар, — извинился старший лейтенант, — нам нужно осмотреть подвал: будем пробивать амбразуры. Ваш домик угловой, — пояснил он.

— У вас есть общая схема местной обороны? — спросил Смолянинов.

— Есть, товарищ бригадный комиссар, — старший лейтенант достал план. В вашем доме пробиваем амбразуры

для противотанкового орудия, и стрелковых точек. Вот здесь поставим попарно бронеколпаки. В этих угловых домах — доты. Все четыре улицы будут перекрыты надежно. При въезде по этой, улице поставлены рельсовые надолбы. Оставлен только проезд. Его легко закрыть.

— Виктор Борисович, — послышался из второй комнаты голос жены. — К телефону.

Смолянинов поднял голову от схемы, одернул сзади гимнастерку и быстро прошел к телефону.

— Что? Шифровка? Сейчас буду.

Жена молча смотрела на него.

— Не знаю, Нина, — ответил он на ее немой вопрос.

7

Приказание о помощи колхозам на весенних полевых работах особенно затронуло дивизию Мурманского, по крайней мере, так казалось ее командиру. По этому поводу даже произошло специальное объяснение полковника с его комиссаром. Это было на второй день после заседания Военного Совета армии, которое Мурманский назвал «районным колхозным совещанием».

— В колхоз «Путь Ильича» — сто человек и десять тракторов, в «Светлый путь» — двести человек и пятнадцать машин! К чертям на кулички — полдивизии! — возмущался полковник. — Пожалуйте, господа японцы, мы будем сеять хлеб, а вы добейте остатки, — все больше распалялся он. — Дивизию небось не сняли с позиций: своя рубашка ближе…

— О рубашках рассуждать не будем, Трофим Поликарпович, — заметил комиссар. — Забота сейчас у всех, одна. А приказ будем выполнять так, как решил Военный Совет, а не как вы его отдали.

— Думать надо головой, комиссар! — багровел Мурманский. — Японцев удерживают воспоминания о Хасане и Халхин-Голе, а не о колхозах. Фронт держится на дивизиях, а не на хлеборобах.

— Неправда! — вспылил и комиссар. — Фронт — это вся страна, а не только дивизия. Дивизия без хлеба — не дивизия.

— Ты мне прописные истины не рассказывай. Армия обязана быть армией, а не резервом рабочей силы для некоторых колхозов.

— Трофим Поликарпович, свой приказ вам необходимо отменить. Отправлять будем, как решил Военный Совет: от каждой роты взвод, а не сборные команды, которые готовятся в полках.

— Дивизией командую я! — зло отозвался Мурманский, направляясь к двери.

— Не я, а мы, — спокойно возразил комиссар.

В коридоре штаба, у окна стоял Бурлов, из-за широкой печки, где на скамейке сидели разведчики, доносился густой бас Федорчука:

— Мы посылаем людей в колгоспы, щоб був хлиб и для армий, и для всих…

— Вы что здесь делаете? — недовольно спросил Мурманский, заглядывая за печь.

— Ефрейтор Федорчук. Докладую про колгоспы, товарищ полковник, — лихо

откозырял тот.

— Это мой разведчик, — доложил Бурлов.

— Марш отсюда! — гаркнул Мурманский.

— Я с докладом о готовности к выступлению в колхоз, — попытался объясниться Бурлов.

— Колхозники! — побагровел Мурманский, идя к двери.

Лицо Бурлова стало напряженным. Бойцы молчали, Бурлов пожал плечами и молча направился к выходу.

— Товарищ политрук! — услышал он окрик комиссара дивизии. — Зайдите ко мне.

Бурлов нехотя прошел в кабинет.

— Вы из разведывательной батареи? — спросил комиссар.

— Да, назначен старшим команды.

Комиссар присел к столу. Открыв ящик, он достал расчет.

— Ваших людей я включил в состав команды саперного батальона. Вам, как старшему по званию, придется быть начальником всей команды. Направляетесь в Нестеровку, в колхоз «Светлый путь». Выступать завтра с утра, — комиссар взглянул в глаза Бурлова. — Центральный Комитет принял решение увеличить в этом году посевные площади на Дальнем Востоке. Думаю, вам понятно, что это значит. От выполнения этого решения зависит победа. Так и объясните бойцам.

* * *

На другой день, на рассвете, команда Бурлова влилась в общую колонну. Ближе к Сабурову машины разбежались по многочисленным проселочным дорогам.

К Нестеровке разведчики подъезжали во втором часу дня. В глубокой колее у моста, перекинутого через небольшую с обрывистыми берегами речушку, стояла застрявшая подвода. Вокруг нее, смахивая с посиневшего лица слезы, бегал парнишка лет четырнадцати. Заметив остановившуюся колонну, он принялся молча нахлестывать лошадей. Из кузова передней машины выпрыгнуло несколько бойцов.

— Пидожды, сынок! — крикнул Федорчук. — Батоги тут не поможуть. — Он ласково похлопал по шее разгоряченных лошадей, подошел сзади телеги и приподнял просевший задок. — Ну-ка, ридненьки!

Телега с грохотом въехала на мост.

— Спасибо вам! — глухо, по-взрослому бросил парнишка.

— Давно стоишь? — спросил Новожилов.

— С утра еще, — ответил тот.

— Из Нестеровки?

— Ага, с колхоза.

— Садись в машину, в кабине погреешься.

Парнишка поднял на него по-детски недоверчивый взгляд.

— А кони?

— Вон, смотри сколько возчиков. Как-нибудь доставим…

Стайки ребятишек в длиннополых одежонках, завидев машины, озадаченно останавливались, потом с громкими, радостными криками бросались навстречу. Бойцы притихли. Их тоскующие взгляды ощупывали каждый дом, двор, проулок, отыскивая знакомые очертания, напоминавшие родные села.

Бурлов вошел в правление колхоза. Там оживленно спорили несколько женщин.

— Приехали? — словно не веря глазам, воскликнула одна из них, смуглая, круглолицая, в накинутой на плечи шали. Она вышла из-за стола и крепко, по-мужски, пожала Бурлову руку. — Председатель колхоза. А это правленцы, — указала она на остальных. — Уже делим вас, — неловко улыбнулась она. — Садитесь к печке, здесь теплее.