Тыл-фронт

Головин Андрей

— Товарищ… Кондрат Денисович, — заглянул военврач в направление. — Такой порядок, что я поделаю?

— От я и кажу: отпустите до дому.

Военврач, глядя на Федорчука, задумался.

— Маша, попросите зайти Виталия Корнеевича, если он не занят.

Через две минуты в приемную вошел взъерошенный щупленький старичок с беспокойным лицом.

— Серьезное что? — спросил он, глядя на Федорчука.

— Простите за беспокойство, товарищ военврач первого ранга. Здесь, так сказать, особый случай. У этого бойца ранение руки, и он нуждается в госпитализации, но товарищ категорически

отказывается.

— Как отказывается? Чепуха! Разденьтесь! Такой большой и отказывается? Ай-яй-яй! Что это такое? Почему рана не забинтована? — вдруг дискантом закричал он на военврача.

— Он оделся без разрешения. Я не успел.

— Как не успели? Вон, пол-листа исписать успели, Машу за мной сгонять успели, а перевязать не успели? — шумел старик, рассматривая руку Федорчука. — Без разговоров в палату! — заключил он.

— Товарищ военврач первого ранцу! Товарищ доктор! — взмолился Федорчук. — Та я здоровый, як бык. Ну, винуватый я, що прострелили. Так що ж теперь? Семья не знаю де, а вы теперь и последнего лишаете?

— Чего вас лишают? — спросил Виталий Корнеевич.

— Он беспокоится, что после выздоровления не попадет в свою часть, — пояснил молодой врач.

— А-а, вот в чем дело. У вас там земляки?

— Бильше, родня: кроме них, никого не осталось.

— Да-а, здесь нужно подумать… Ну, а что вы будете делать в батарее? Вы сейчас не помощь, а обуза.

— Хто — я? — удивился Федорчук. — Та я… Та я ось глядите!

Он схватил со стола силомер и, вложив его в широченную ладонь раненой руки, стиснул. Лицо Федорчука побагровело, на шее и руке буграми вздулись мышцы, рана закровоточила. Силомер, издав жалобный звук, треснул. Федорчук испуганно разжал кулак и уставился на две лежавшие на ладони половинки. Оба врача ошеломленно смотрели на него, потом, не выдержав, расхохотались.

— Ой, уморил! Вот это Илья Муромец! А за это вас придется оштрафовать, — пошутил Виталий Корнеевич, указывая на силомер.

— Ага, — сразу согласился Федорчук, — я заплачу. Скильки вона стоит? От тильки грошей у мене кот наплакав, придется пайком…

— Ну ладно уж, как вас… Кондрат Денисович, мы это дело замнем, — сказал Виталий Корнеевич и, обращаясь к военврачу, приказал: — На рентген. Если ничего противопоказанного нет — домой. Пусть лечится там. Желаю скорейшего выздоровления, Кондрат Денисович, — и, подавая маленькую сухую руку Федорчуку, серьезно заметил: — Только смотрите! Это вам не силомер.

Федорчук расплылся в благодарной улыбке и осторожно, как хрупкую вещь, взял его руку своей загрубевшей пятерней.

* * *

К вокзалу. Федорчук добрался в сумерки. Из вестибюля, забитого пассажирами, он протиснулся в зал ожидания для военнослужащих. Обойдя все углы, он не нашел свободного места.

«Погани твои дела, Кондрат, до утра с ног упадэшь. Ну, ничего, с народом не пропиду», — успокоил он себя и весело прошумел:

— Земляки есть? Принимай до куреня.

— Тебе какие нужны?

— Та хотя бы с Киевщины…

— Давай сюды, козаче! — отозвались из дальнего угла и призывно

замахали руками.

Федорчук, добродушно улыбаясь, пробрался к небольшой группе бойцов. После взаимных пристрастных расспросов и разговоров бойцы сдвинулись плотным кружком и начали выкладывать на середину пайки.

Не очень плотно поужинав, они осушили зато целый чайник кипятку.

— Маловато, — авторитетно изрек Федорчук. — Наш политрук каже, що зверху чайком придавить треба крепко, тоди воно и добре. Пиду ще за одним.

Он прихватил чайник и направился к выходу на перрон. Набирая кипяток, Федорчук услышал возмущенный женский голос, доносившийся от ворот, ведущих на привокзальную площадь.

— Чо же вы толкаетесь? Я сказала вам: прохода нет, надо через вокзал.

— А иди ты со своими порядками! — оттолкнул билетершу здоровенный детина.

— Какой же вы боец? — обиженно проговорила та. — Как вам не стыдно…

— От оглобля! — пробурчал Федорчук. — Длиннее меня, а женщину пыхае… Пидожды, голубчик, треба тэбэ проучить. Здаеться, це той, що сыдив против нас с младшим сержантом? — Федорчук догнал грубияна. — Пидожды, браток! — остановил он его. — Ты за що дежурну при исполнении служебных обязанностей толкаешь?

— А тебе какое дело? Ты комендант, что ли? Кати-ка своей дорогой, покуда гляделки на лоб не вылезли.

— Так ты ще и грозить? Идем к коменданту, вин тоби разум вставит, — Федорчук взял отступившего незнакомца за рукав шинели.

Но длинный вдруг вырвал рукав и ударил Федорчука в ухо. Тот покачнулся и, сдерживая ярость, укоризненно проговорил:

— Эх ты ж, дурак! Сылу показувать задумав? Та хиба так бьют? Вот, як треба! — молниеносным коротким ударом с левой он ответил своему обидчику. Тяжело охнув, длинный отлетел назад и растянулся на перроне. По асфальту затарахтели выпавшие из подсумков обоймы. — От балда! — уже примирительно пробурчал Федорчук. — И подсумки расстегнуты. Крепко трахнув? Не треба було злить. Собирай патроны, — нагнувшись, Федорчук стал нащупывать их. Пришибленный тяжело приподнялся и сел.

— Вставай, розимнысь, воно пройде. Мене раз батько оглоблей тюкнув…

Но тот вдруг ошалело оттолкнул Федорчука, вскочил и пустился наутек.

— Тю, на тебе! — изумленно воскликнул Федорчук, глядя то на собранные патроны, то вслед убегавшему. — Отдам младшему сержанту, як що воны с одной части, — решил он.

Набрав кипятку, Федорчук не спеша направился в вокзал.

— У вас из уха кровь идет, — испугалась старушка-билетерша. — Упали, наверно?

— Ни. В темноте хотив головую столб сбить, — широко улыбнулся Федорчук.

Достав платок, он смахнул кровь. Младшего сержанта он увидел еще издали. Тот обеспокоенно поглядывал на двери.

«Забеспокоився! Значит, его начальник. Зараз доложу по всим статьям… Кондрат, Кондрат! Молодость вспомныв. В драку полиз!» — журил себя Федорчук. Когда до младшего сержанта оставалось несколько шагов, Федорчук, словно споткнувшись, остановился и впился глазами в его шапку.

— Шо таке! Чи бильмо у менэ? — шептал он, ставя чайник на паркет.

— Земляк, что с тобой? — тревожно донеслось из угла.