Тыл-фронт

Головин Андрей

— Я не замерз. Бойцы, пожалуй, продрогли в кузовах, — ответил Бурлов.

— Давайте прямо к клубу. Там уже натоплено, пусть отдохнут с дороги. Потом решим, расселить вас по домам, или все вместе будете жить. Иди-ка, мужик, похозяйничаешь там, поможешь разместиться, — обратилась она к Сидевшему среди них мужчине, — а мы айда, бабоньки, знакомиться! — бросила женщинам и, взглянув в окно, полушепотом воскликнула: — Сколько вас… Если бы вы знали, что для нас это значит!

К вечеру привычные людям труда звуки наполнили тишину села:

тяжелые удары молотов в кузнице, стук топоров, урчание автомашин.

«Теперь не оторвешь, — думал Бурлов, проходя по селу. — Руки горят по работе…» — Когда старший политрук подходил к кузнице, пару раз подмигнув, вспыхнул электрический свет. И словно обрадовавшись ему, от амбаров зернового двора донеслась песня, несмелая, забытая за этот тяжелый год.

8

Точно в двенадцать Долгополов был у майора Петерсдорфа.

— О, князь! Я не надеялся вас увидеть: большой праздник. Но что поделаешь — дела… Прошу, князь.

Они прошли в маленький, похожий на коробку, кабинет Петерсдорфа.

Петерсдорф потребовал сведения о движении военных эшелонов через Уссурийск, Читу и о последнем перемещении войск.

— Господин фон Петерсдорф, последние сведения агента просто неправдоподобны, — сообщил Долгополов. — Они сообщают, будто бы войска сняты с боевых рубежей для колхозов…

— Что? — словно испугавшись, спросил Петерсдорф. — Для колхозов? Вы изволите шутить?

— Никак нет. Это неправдоподобно, но факт.

— Ерунда! Безобразие! Бред! — закричал фон Петерсдорф.

Долгополов молчал и почтительно слушал. В конце беседы майор фон Петерсдорф предупредил:

— Смотрите, князь, у вас к наследственному титулу может больше ничего не прибавиться за такую разведку! Мы гарантируем место в России только тому, кто борется с коммунизмом. Непредоставление интересующих меня сведений в срок будет непозволительной вашей оплошностью.

Долгополов вышел от Петерсдорфа обескураженный и отправился к Карцеву: старая лиса что-нибудь придумает, — размышлял князь, выходя на шумную по-праздничному улицу.

— Князь! — окликнули его из остановившейся пролетки. Взглянув, Долгополов узнал Ермилова. Тот, не обращая внимания на прохожих, стоял в пролетке во весь рост, хмельной, без фуражки.

— Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему? — весело кричал он. — Садись, поедем к Карцевым. К нему гости, соизволили пожаловать из Чанчуня. Осчастливили! Задает банкет в их честь! Все там будут.

Долгополов не был уверен, что ему следует в таком случае заявляться, но Ермилов предупредил:

— Имею личное поручение Натали доставить тебя. Вспомнив томные зовущие глаза старшей дочери Карцева, Долгополов вскочил в пролетку. По дороге он шепотом рассказал о своем визите к Петерсдорфу.

—

Забудь ты эту немецкую колбасу в христов день. Там разберемся, кому будет место в России. Тоже кое-что соображаем, как-никак двадцать лет гнем горб на японцев. Можно будет лет пять еще посидеть сбоку, а потом попробовать столкнуть кого-нибудь, — и Ермилов громко рассмеялся.

У Карцевых было шумно и многолюдно. Из зала доносилось церковное пение: был приглашен Богоявленский хор. Долгополов разыскал Карцева и передал разговор с Петерсдорфом. Старик тяжело задумался и долго молчал.

Его и без того красное лицо налилось кровью, отвисшие мешки кожи на щеках мелко дрожали.

— Положение затруднительное, — наконец проговорил он. — Тем более, что я имею тревожные сведения о полковнике Белозерском! — Карцев забарабанил пальцами по столу.

— Завтра вызовите ко мне Жадова.

— Жадова? — переспросил князь.

— Да, Жадова. Больше упускать время нельзя. В Уссурийск нужно перебросить Тураеву. Завтра я согласую это с начальником военной миссии.

Понаблюдав за карточной игрой, Долгополов прошел в соседнюю комнату. Там уютно расположились в креслах Ермилов и длинный прыщеватый начальник муданьцзянского белогвардейского отряда — Хрульков.

— Ты, князь, все хмуришься. Кругом веселье бурлит. Сегодня на судьбу грех роптать. Нагоняешь тоску. — недовольно бросил Ермилов. — Раз у тебя такое настроение, тогда слушай Хрулькова, это как раз тебя касается. Видно, твоя светлейшая душа предчувствовала беду.

— Зашел он к Белозерскому, — продолжал. Хрульков прерванный рассказ.

— Кто это? — поспешно переспросил Долгополов?

— Один твой осел, что с Золиным ходил, — уже раздраженно ответил за Хрулькова Ермилов.

— Это вот в последний раз?

Хрульков кивнул головой.

— За ним, видно, следили. Золина и Чертищева схватили, а Белозерский и третий, что был с Золиным — Гулым, — убежали поодиночке. Гулым прошел, а Белозерского при отходе к границе пристукнули…

Хрульков тяжело вздохнул. Долгополов смотрел на него расширенными от ужаса глазами.

— Значит… Белозерского убили? — тихо спросил он.

— Убили, — подтвердил Хрульков. Собеседники надолго замолчали.

Из зала и смежных комнат доносились оживленные разговоры и сдержанный смех.

— От кого вы узнали? — наконец спросил Долгополов.

— От Гулыма, он добрался цел и невредим.

— Цел и невредим? — Долгополов задумался. — Он сам рассказал или ты допрашивал?

— Я узнал, что он возвратился, послал человека к нему, тот мне и сообщил. А его какой-то солдат там по харе хватил. Не физиономия, а вывеска мясника.

— Что-то не то. Не похоже это на Белозерского. Чтобы он да кого-то потащил к себе на квартиру? Потом, Белозерский сделал бы так, чтобы преследование отвлечь на этого Гулыма, я самому проскользнуть. Да, а. Где сейчас этот Гулым? — спросил князь.