#тыжедевочки
Шрифт:
– Что за дурацкое у тебя платье? Совсем нет вкуса.
Я просила ее помочь мне выбрать, но она сказала отстать.
– Ты так искусственно двигаешься, как манекен. Ты что, не девочка? Еще бы в балерины пошла! И перестань столько есть, если не хочешь стать толстой коровой, – сказала она, пока другим родители дарили цветы, конфеты, похвалы. Громко сказала. Голос у нее еще такой красивый, контральто.
Я тогда так странно себя почувствовала, а спустя лет 10 поняла – так ощущается желание убивать. Иронично, что в итоге не она от этого пострадала.
Она вращалась в кругах людей взрослых и утонченных, а содержать такое
– Уроки сделала?
Это включилось воспитание. Не выполнив ни одного домашнего задания в жизни выше, чем на тройку, отучившись на платном по знакомству (без домашних заданий и курсовых), она имела ясное представление о том, как надлежало учиться. Если я ложилась спать в десять или одиннадцать, это значило, что я плохо подготовилась к завтрашнему дню. Ну и что, что первый класс. У нас был комендантский час для тех, кто не она: кто, не дай бог, смел возвращаться не вовремя (позже 20.00) или прилагал недостаточные усилия к выполнению домашних заданий (и ложился рано). Обе категории граждан постигало наказание.
К сожалению, я была не слишком глупа и успевала сделать уроки до наступления глубокой ночи. Когда я дерзнула лечь раньше, на завтрак меня ждали крики и «Никакого сладкого!», что странно, так как запасами конфет заведовала исключительно она, и ни я, ни отец не подумали бы посягнуть бы на единственное, что периодически заставляло ее молчать. Завтрака мне тоже не дали (мною же сделанные бутерброды), ибо «такой жирной корове это будет полезно». Следующие два дня я сидела допоздна, изучая еще не пройденные уравнения и главы по истории, и раздумывала, как могу усовершенствовать еще не приобретенные знания. Тогда мне даже в голову не приходило, что можно было просто сидеть и делать вид, что делаешь уроки, а самой читать книжку. Моя комната была ближе всего к ванной, и я стала засыпать под звук капающего белья…
На утро я проспала и не приготовила бутерброды – кроме меня, в доме никто готовить либо не умел, либо не смел. Кулинарные попытки отца были некогда растоптаны маминым красноречием, а сама она умела только попасть яйцами в сковородку, либо водой в чашку. Так все остались без завтрака, а мне хватило ума ляпнуть: «Зато я прошла географию на четыре графы вперед!». Мама дала мне пощечину:
– Только о себе думаешь, овца неблагодарная! Тебе ничего не нужно. Живешь в свое удовольствие. Не жизнь, а приключение! Вся в отца, тот еще эгоист! Мне что, теперь вам готовить?! Уроки она делала – только и делать, что уроки, с такой рожей! Завели тупую корову себе на голову! Никакой пользы от тебя! Ни копейки еще не заработала…
С детства я мечтала эмигрировать или сходить к психологу. Говорят, это такой человек, который слушает и не осуждает. Я бы ему сказала: вся моя семья хочет умереть. Мама рассказывала, что когда-нибудь мы точно ее доведем; а папа просто всегда молчал и никогда не смеялся. Ну а я не хочу жить, раз жизнь такая отвратительная. Доктор, а Вы бы что посоветовали – мост, петлю или яд? У нас в городе много мостов. Или, может, по литературной традиции, поезд?
Кто-то из родственников как-то пошутил, что у меня
Мама считала, что самое эффективное воспитание – побольше ругать, пореже кормить, не пускать гулять. Ты должна делать уроки тщательней, должна думать о будущем, должна поступить в престижный университет, не должна гулять по вечерам, не должна увлекаться мальчиками, не должна слишком много времени уделять своему внешнему виду, но при этом должна хорошо выглядеть и не позорить ее, должна уметь успевать все, должна помогать семье – как нормальные, правильные девочки. Но ты… понятно, особенная.
Бездонный список моих обязательств, часто противоречащих друг другу, расширялся с каждым днем. Мне казалось, что однажды она подаст жалобу в какой-нибудь комитет ООН за нарушение пакта, который я не подписывала. Но пока она просто слушала советы из модных журналов и не хранила отрицательные эмоции в себе.
У нее были изящные очки для воскресений. Она надевала их и отправлялась изгонять пылинки из нашего немногокомнатного жилья. По натуре она была ленива, и я видела, что уборка доставляла ей почти физическое страдание, и иногда мне было ее жалко. Пока я не разучилась чувствовать вообще.
В один воскресный субботник, когда голод победил страх, я вышла на кухню и стала варить кашу. Готовить я не умела, да и до плиты как раз только начала доставать. Каша не удалась, но все же казалась мне лучше голодной смерти. Вот японцы любят смерть, особенно героическую, от меча достойного врага. А от голода как-то не поэтично.
Мама стала разглядывать, что за дела творились на ее кухне, а потом стала демонстративно звонить подруге, рассказать, что вдобавок ко всем моим достоинствам я еще и волшебный повар и все сожгла.
Мне снова пять
Частью воспитания были познавательные беседы на тему отвратительности меня, отца, окружающих. Не было и кусочка наших личностей, который бы ее устраивал. Отца тогда уволили, он еле устроился на низкооплачиваемую работу, и мы вроде как не могли позволить себе излишеств. Он больше не мог потакать ее капризам и выдавать деньги на журналы/сумки/платья/пирожные, которые она поглощала в избытке, пользуясь быстрым метаболизмом, который некогда, пожадничав, не передала по наследству мне. Она кричала и кричала, что только она понимает, как на самом деле обстоят дела у нас в семье (то есть какие мы идиоты), что нам повезло, что есть хоть один здравомыслящий человек в доме (показывала пальцем на себя), но что мы не считаемся с ее мнением, что она для нас – всё, а мы – ничего. И продолжала каждый вечер есть свои пирожные в прежних количествах, вознаграждая себя за тяжелую жизнь в окружении идиотов нас.
В одном она была права: мы действительно были слишком разные, чтобы встречаться каждый день за одним столом, но она упорно нас собирала. Идиотов надо дисциплинировать.
– Ешь ножом и вилкой, – раздраженно говорила она мне. – Ты что, из деревни? Есть нормально не можешь! Ты что ничего не ешь? Не оставляй ничего, ешь, сколько положили. Нет, добавки нельзя, посмотри на себя в зеркало. Ты же девочка, а жрешь, как мужик! Кого я родила? – она переключалась на отца. – Все твои гены, она даже вилку нормально держать не может! У всех у вас руки из жопы растут! Что ты молчишь?! Скажи ей, чтобы не раздражала меня!