#тыжедевочки
Шрифт:
Но обо всем по порядку.
Срочно надо было завоевывать общественное мнение. В университете меня никто не знал, идеально. Я достигла таких успехов в подавлении депрессии, что не всегда уверена, что она у меня есть. Обманывала в школе, обману и здесь.
Лингвистический образ жизни отлично способствовал похудению, обморокам и нервным срывам – то есть приведению меня в достойное стройное состояние. У меня были кое-какие деньги. Я никогда не тратила то, что дарили родственники, для которых мы изображали идеальную семью, а лично я – скромницу с благопристойными
Мы учились в старом здании, похожем на Хогвартс, особенно по субботам, когда в коридорах не горел свет. В здании с гордым именем коммуниста Тореза. По статистике 82% россиян не говорят на одном иностранном языке, так вот мы пытались это за всех исправить.
Традиционное мнение о девушках-филологах не совсем соответствует действительности: здесь учатся не только серые чулки без макияжа и планов на будущее. Да и вообще лингвист и филолог – две большие разницы. Филолог любит язык, книги и свою кошку, а лингвист суров и любит спать. Он интеллигентен ровно настолько, чтобы уметь обо всем пошутить. Его чувство юмора не знает ни языковых, ни иных барьеров. С удачной шуткой можно выйти победителем из любой ситуации – а ведь это самое главное в жизни гуманитария.
Но и лингвисты бывают разные. Энтузиасты хотят во всем себя попробовать: и преподавать, и переводить, и провинции исследовать, пасти с англичанами коров. Жадные лингвисты набирают побольше языков и невпопад переключаются с французского на итальянский. Работящие учат детей и живут довольно скромно, часто замужем и с добрым псом. Еще есть счастливчики – они ездят на стажировки, пока я утешаю себя тем, что учусь в Москве, куда тоже много кто рвется.
В общем, все счастливые лингвисты похожи друг на друга, а каждый несчастный несчастен по-своему.
Но было и горе, которое нас объединяло: домашние задания. Щедрые, которые были совсем уже не домашние, но также трамвайные, маршруточные и электричные. Их было так много, что дергался третий глаз. Иногда мы прогуливали, чтобы успеть сделать больше. На Новый год просили у Деда Мороза свободное время. И да, в него мы верили больше, чем в себя.
Долгая дорога до университета имела свои преимущества. Пока граждане изучали карту метро, переговаривались или спали, мы делали задания на сегодня, завтра и вчера. Самая долгая дорога вела в желтое кирпичное здание, похожее на лепрозорий. Там можно было вешать табличку «Обратного пути не будет, мистер Фродо!» – вот какое это было место.
Чего только университет ни делал, чтобы закалить слабый девчачий дух. Ставил нам неудобные языки и расписание, уроки физкультурных пыток в лесу. Если верить слухам, которые мы и придумали, там действительно обитали таинственные твари. А в агонии человеку нужна вера хоть во что-то.
Два пруда в лесу рядом с лепрозорием отнюдь не были украшением окрестностей, это была наша спортивная площадка. Под присмотром преподавателя, который провел последние годы, работая с заключенными в полосатом (это тоже мы придумали, но было очень похоже на правду), мы в радости и в горе укрепляли волю и что угодно еще, только не здоровье. Каждому ставились баллы, и дороже всего стоили занятия в дождь, снегопад, грозу. Очень хотелось спросить – а если я умру тут же на тропинке
Однако была физкультура и в начищенном до блеска зале. Но мы предпочли бы бежать по льду у прудов, чем встретиться лишний раз с дамой, которая валяла нас по полу (возвращаясь к вопросу чистоты) и ставила эксперименты на наших хрупких лингвистических телах.
На первом курсе казалось, что мы все умрем прямо там, не дожив до конца пары, но напряжение первого года спало, и мы стали ходить куда-то, к нам вернулись хобби, прошел нервный тик. Я вспомнила, что хотела строить какую-то там успешную жизнь.
Второй год порадовал нас сполна. Ощущение себя лошадью, запряженной в плуг, стало привычным, почти приятным. В июне мы по традиции страдали от несправедливой сессии. Мне и моим соратницам достался могучий французский язык. Сдавали его хохотливой убийце юношеских надежд, от которой выходили с тройками и дрожащими руками. Как мы ни грызли гранит ее французской науки, убедить ее все равно не получалось. Она говорила: «У Вас все хорошо, но Вы все равно приходите в сентябре!» – и махала приветливо ручкой.
Я как раз делилась впечатлениями после неожиданной для меня тройки. Теперь-то я знала, что перебежавший дорогу эксгибиционист портит день хуже всякой кошки.
– Что ты, это же просто люди! – учила меня одногруппница Катя деликатно врать экзаменаторам, – смотри на них глазами, полными знаний, и они поверят!
Советы она умела давать чрезвычайно дельные. К ним еще было бы неплохо прилагать инструкцию по применению.
Я пока была не очень убедительна в вранье экзаменаторам, поэтому пыталась списывать. Из этого вышла забавная и грустная история. Был у нас один предмет, просто дивный, смесь психологии и педагогики, а преподаватель и вовсе единственный в своем роде. Никто, кроме него, не додумался бы отчитывать беременную девушку за то, что ей нужно выйти во время пары.
Этого человека я и вздумала обмануть. На экзамене он настоятельно советовал не списывать и не быть в короткой юбке. Но мы же знали, что в этой стране нельзя ничему верить. И так как перспектива очаровывать и соблазнять мне не нравилась, учить – тоже, оставался один вариант.
Вообще-то я гордилась своей репутацией списывальщицы, делала внушительные шаги на этой карьерной лестнице еще в школе. Но в тот день карьера моя закончилась раньше срока вместе с экзаменом. Товарищ преподаватель встал и попросил меня встать тоже. Дальше мы с телефоном уже выходили из аудитории выслушивать сочувствия коллег. Но они как настоящие друзья не бросили меня в беде. Пересдающих у нас было четверо.
Потом по университету ходили легенды о том, что мы все пришли на экзамен в коротких юбках. Наглая ложь! С моими ногами в юбке я себя даже в магазин не пускаю, чтобы не пугать честных граждан. Но мне нравилось, что о нас говорили, подходили и спрашивали тихим голосом, что случилось. Но в МГЛУ всегда много забот, и скоро о нас забыли. Sic transit gloria mundi.
Осенью мы ехали на пересдачу в автобусе и в скорби. Из нее нас вытащила Катя, которая тоже, к удивлению всех, не сдала.
– Может, он умер? – буднично предположила она. На пересдачу мы приехали в наилучшем расположении духа.