У Белого Яра
Шрифт:
— Дмитрий выбрался из Кургана... в Моревской власть захватили кулаки...
Андрей силится сказать еще что-то, делает попытку приподняться, но тут же беспомощно опускается, теряя сознание.
— Бедняга совсем обессилел от потери крови, — тихо говорит Лавр, поднимаясь с колен. — Нужна срочная помощь врача, иначе он погибнет.
— Его необходимо перевести в тюремный госпиталь, — живо отзывается Климов. — Но как это сделать?
— Известно как! — запальчиво крикнул Губанов. — Устроить такой тарарам, чтобы в камеру явился начальник тюрьмы!
— Это нам не к лицу, — решительно возражает Зайцев и с укором смотрит на Губанова. — Мы не
— Надо же что-то предпринять! — не сдается тот.
Наступает тягостное молчание. Первым его прерывает Зайцев:
— Вот что я предлагаю: объявим голодовку! Так всегда поступали политические у нас в Петрограде.
— Правильно! — горячо одобряют товарищи.
В минуты возвращения сознания Андрей смутно припоминает все, что с ним произошло.
...Со стороны Кургана донеслись приглушенные расстоянием выстрелы. В городе начался бой. Дружина, которой командует Андрей, занимает рубеж у железнодорожного моста через Тобол. Врасплох из города напасть не могут: впереди, на расстоянии с полкилометра, разобран путь, выставлены дозорные. И вдруг случилось непредвиденное: с тыла, с разъезда Камчиха, откуда Андрей врага не ждал, застрочил пулемет. Отряд начал отступать к деревне Мало-Чаусово, навстречу двигались вражеские солдаты, наступавшие из города под прикрытием медленно двигавшегося паровоза. Попав под губительный кинжальный огонь, дружинники короткими перебежками стали отходить к лесу.
...В Моревскую возвратились в сумерках. Андрей остановился у околицы и долго всматривался в темнеющий силуэт здания волисполкома: во дворе его, над пожарной вышкой, Попов должен вывесить красный флаг — условный знак, что на селе спокойно.
Флаг смутно виднеется в вышине, и все же Андрей, распустив бойцов по домам, приказал в случае опасности, не дожидаясь сигнала, собраться у «Дикого болота».
Андрей пробрался домой огородами. Через узкую калитку проник во двор, в котором был необычный беспорядок: около амбара валялась упряжь; крышка с погреба, где хранился запасенный на лето лед, лежала на земле; у приземистого колодезного сруба сбились незагнанные куры...
Андрею это показалось подозрительным, он колебался: вернуться или повидаться с родителями? Нащупав в кармане маленький браунинг, перебежал двор и, неслышно ступая на носках, осторожно заглянул в сени. Из открытой двери кухни доносились всхлипывания. Мать!.. Он переступил порог. Обернувшись, Ульяна Ивановна увидела сына, испуганно попятилась, замахала руками, подавая Андрею какие-то знаки, и вдруг вскрикнула: на Андрея навалилось несколько человек. На голову ему накинули мешок, руки связали.
...От сильного толчка в спину Андрей больно ударился головой о притолоку низкой двери волостного правления, перелетел через порог, но на ногах удержался.
— Ха-ха! Еще одного кота в мешке приволокли, — раздался оглушительный взрыв смеха; среди голосов Андрей узнал бас Марьянинова. — А ну, показывайте, что там за зверь!
Когда с Андрея сдернули мешок, он увидел отца со связанными за спиной руками.
— Ого! Славная добыча! Сам комиссар удрал, так хоть братца подцепили, — торжествующе крикнул Савва, и его бородка, подстриженная клинышком, вскинулась кверху. — Ну, что, безбожник, не знаешь, где твои сынки? — подавшись вперед всем тучным телом, Савва с силой ткнул в бок Егора Алексеевича концом зонта, с которым не расставался при любой погоде.
Андрей шагнул к отцу. Споткнувшись обо что-то мягкое, взглянул и попятился: на полу лежал в бессознательном
— И с тобой то же будет, б-большевик! — глаза Марьянинова злобно уставились на Андрея. — А пока твоим батькой займемся... Последний раз спрашиваю: где Митрий?
Егор Алексеевич презрительно посмотрел на Марьянинова.
— А ну, ребята, развяжите ему язык! — злобно прохрипел тот.
— Обожди, Иван Трофимович, — нараспев проговорил Савва, грузно поднимаясь из-за стола, — может, мы с Егором Алексеевичем по-хорошему договоримся... Как-никак односельчане, оба крест носим.
Только сейчас Андрей увидел на широкой Саввиной груди медную цепочку и на ней круглую блестящую бляху с надписью: «Волостной старшина». Остановившись у края стола, Савва громко хлопнул в ладоши. Неслышно раскрылась створчатая дверь соседней комнаты, и в канцелярию вошел писарь. В руках он держал темно-синий гвардейский мундир с красным нагрудником, по кромкам окантованным серебром.
— Узнаешь? — хихикнул Савва. — Сей мундир младшего унтер-офицера лейб-гвардии Измайловского полка. Твово Митрия мундир... Простой он мужик, наш, деревенский, а был удостоен служить в Санкт-Петербурге и допущен нести караул в царском дворце. Корону Российской империи был призван защищать. — Савва толстым коротким пальцем погладил металлическую пряжку ремня с потускневшим на ней изображением двуглавого орла. — Это понимать надо, Егор Алексеевич!.. А что с этим мундиром сделал твой Митрий?
Тяжелой походкой Савва подошел к Егору Алексеевичу, выжидательно остановился.
— Опоганил царский мундир!.. Красным комиссаром стал! — исступленно закричал Марьянинов, срываясь со стула. — Пусть ответит старик за обоих сынов!
— Дать баню! — злобно прошипел Савва и, сбычив голову, наотмашь ударил старика по лицу.
Андрей рванулся, но в этот миг что-то тяжелое обрушилось ему на затылок. Оглушенный, он навзничь повалился к ногам отца.
...Лениво шагает Рыжка по песчаной лесной дороге. Возчик, моревской солдат Никандр, беспрестанно поворачивается к Андрею и Попову, поправляет сползающий с них изодранный полог, которым он прикрыл их тела, когда проезжал мимо своей сторожки. Из Моревской выехали вечером, вот уж и ночь на исходе, а оба арестованных все еще не пришли в себя. Глядя на них, старик сокрушенно качает головой: «Ах, звери! Так измываться над людьми... Повесить хотели, да хорошо — казенный пакет пришел в волость: «Всех коммунистов доставить в Курган на допросы». Что-то с ними будет?». Тяжело вздыхает старик, оглядываясь на растянувшиеся по дороге подводы с другими арестованными.
На рассвете показался Курган. При въезде на городское шоссе телегу сильно встряхнуло, и Андрей очнулся. Никандр, сдерживая Рыжка на выбоинах, заговорил:
— У Саввы с твоим батькой, сам знаешь, старые счеты... Маслозавод-то раньше принадлежал Савве... Ох, и обсчитывал же он мужиков! За пуд цельного молока платил по девять гривен, а один месяц рассчитал по полтиннику... Сказывали, что Савва проиграл в карты купцу в Кургане три тысячи рублей, вот и решил, сукин сын, за счет сельчан дела поправить. Только мужики не согласились, сход собрали. Савва поломался, да и продал свой завод обществу. Стал завод, значит, артельным, а Егора Алексеевича мужики избрали своим доверенным. Вот Савва и таил злобу против твово батьки.