У цыганок
Шрифт:
Это было помещение, границы которого терялись в полумраке, потому что шторы были приспущены, и в неверном свете ширмы было не отличить от стен. Он пошел вперед, ковры под ногами становились все толще, все мягче, ноги погружались в них, точно в перину, а сердце билось с каждым шагом все быстрее; наконец, он в испуге остановился. И тогда, в то самое мгновение, он вдруг почувствовал прилив счастья, будто снова был молод и весь мир принадлежал ему и Хильдегард тоже.
– Хильдегард!
– воскликнул он,
– Я не думал о ней вот уж двадцать лет. Это была моя большая любовь. женщина моей жизни! ..
Но, обернувшись, увидел, что девушка, к которой он обращался, скрылась. И ощутил едва различимый экзотический запах и услышал, как кто-то захлопал в ладоши, а комната стала наполняться странным, мистическим светом - будто медленно, очень медленно, одна за другой, открывались занавески и в нее проникал свет летнего заката Гаврилеску успел заметить, что ни одна занавеска не шелохнулась, и тем не менее перед ним, всего на расстоянии нескольких метров, оказались три девушки, они легонько хлопали в ладоши и смеялись.
– Ты избрал нас, - сказала одна из девушек.
– Цыганку, гречанку и еврейку.
– Но посмотрим, сможешь ли ты отгадать нас, - сказала другая.
– Посмотрим, сможешь ли ты угадать, какая из нас цыганка, - прибавила третья.
Гаврилеску, уронив соломенную шляпу, завороженный, уставился на девушек, будто видел не их, а нечто за ними, нечто скрытое за ширмами.
– Как хочется пить!
– прошептал он вдруг, поднеся руку к горлу.
– Старуха прислала тебе кофе, - сказала одна из девушек.
Она исчезла за ширмой и вернулась с круглым деревянным подносом, на котором стояли чашка кофе и джезва. Гаврилеску схватил чашку, выпил кофе залпом и, с улыбкой возвращая пустую, повторил шепотом:
– Ужасно хочется пить.
– Теперь будет очень горячий, прямо из дже-звы, - сказала девушка, наполняя чашку.
– Пей осторожно...
Гаврилеску попытался пить, но кофе был такой горячий, что обжигал губы и - увы! пришлось опустить чашку на поднос.
– Пить хочется, - уныло повторял он.
– Если бы немного воды...
Тогда исчезли за ширмой две другие девушки и вскоре появились вновь, неся уставленные подносы.
– Старуха прислала тебе варенье, - сказала одна.
– Розовое варенье и щербет, - прибавила другая.
Но Гаврилеску впился глазами в кружку, наполненную до краев водою, и, хотя рядом стоял толстый зеленый матового стекла стакан, схватил ее обеими руками и поднес к губам. Он пил долго, шумными глотками, запрокинув голову. Опорожнив кружку, со вздохом поставил ее на поднос, вытащил один из платков и, отирая лоб, провозгласил:
– Барышни! Как же мне хотелось пить!
Я слышал о некоем полковнике Лоуренсе...
Девушки понимающе переглянулись и прыснули. Они хохотали
– Если позволите, я бы тоже хотел спросить вас. Интересно узнать, что это вас так разобрало?
– Мы смеемся, потому что ты назвал нас барышнями, - сказала одна из девушек.
– Здесь-то, у цыганок...
– Неправда!
– прервала ее другая.
– Не слушай ее, она хочет тебя обмануть. Мы смеемся потому, что ты по ошибке выпил из кружки, а не из стакана. Если бы ты пил из стакана...
– Не слушай ее!
– вступила третья.
– Она хочет тебя обмануть. Я скажу тебе правду: мы смеемся потому, что ты испугался.
– Это неправда! Неправда!
– запротестовали две другие.
– Она хочет проверить, не испугался ли ты...
– Он испугался! Испугался!
– повторяла третья.
Гаврилеску шагнул вперед и торжественно поднял руку.
– Барышни!
– возгласил он с обидой.
– Вижу, что вы не знаете, с кем имеете дело. Я - человек не рядовой, не обычный. Я - артист. И прежде чем я имел несчастье стать учителем музыки, я пережил поэтическую грезу.
– И, помолчав, он воскликнул патетически: барышни! В двадцать лет я познакомился с Сильдегард, я пленился ею, и я ее любил!
И с глубоким вздохом он опустился в кресло, придвинутое ему одной из девушек.
– Ах!
– продолжал он после долгого молчания.
– Почему вы напомнили мне о трагедии моей жизни? Ведь вы уже, наверно, поняли: Хильдегард так и не стала моею женой Что-то случилось, случилось что-то ужасное...
Девушка протянула ему чашку кофе, и Гав-рилеску принялся задумчиво, маленькими глотками пить его.
– Случилось что-то ужасное, - продолжал он, помолчав - Но что? Что могло случиться? Мне хотелось бы знать, но я не могу вспомнить, И то правда: я не думал о Хильдегард очень много лет. Я смирился. Я сказал себе: 'Гаврилеску, что было, то прошло!' Нет счастья артистам. И вдруг только что, войдя сюда, вспомнил, что и мне знакома благородная страсть, я вспомнил, что любил Хильдегард!..
Девушки переглянулись и захлопали в ладоши.
– И все же я была права, - сказала третья.
– Он испугался.
– Да, - согласились остальные.
– Ты была права: он испугался...
– Не понимаю, о чем вы...
– Ты испугался, - сказала одна из девушек, шагнув к нему, и в голосе ее был вызов.
– Ты испугался сразу, как вошел...
– Вот почему тебе так хотелось пить, - сказала другая.
– И с тех пор ты все уходишь от ответа, - добавила первая.
– Ты избрал нас, но боишься не отгадать.