У цыганок
Шрифт:
И вдруг почувствовал такую усталость, такое изнеможение, что, закрыв лицо руками, зажмурился и так просидел до Почтовой таможни.
Он напрасно пытался открыть дверь ключом, потом долго жал на кнопку звонка, стучал - погромче, потише - в окна столовой, наконец, вернулся к входной двери и принялся дубасить кулаком. Вскоре в темном окне соседнего дома появилось белое пятно ночной рубахи, и хриплый голос крикнул:
– Чего скандалишь? Ты что - спятил?
– Простите, - произнес Гаврилеску.
– Не знаю, что с моей
– А чего вам входить? Вы кто будете? Гаврилеску подошел к окну.
– Хоть мы и соседи, - начал он, - но, кажется, я не имел удовольствия с вами встречать-' ся. Моя фамилия Гаврилеску, и я живу здесь с женою Эльзой...
– Значит, не туда попали. Здесь живет господин Стэнеску. И его нету. Уехал на воды.
– Позвольте, - возразил Гаврилеску.
– Мне очень жаль, что приходится вам перечить, однако, думаю, вы ошибаетесь. Здесь, в доме сто один, живем мы, Эльза и я. Живем четыре года.
– Господа, прекратите немедленно, спать не даете!
– крикнул кто-то. Какого черта?!
– Он притворяется, будто живет в квартире господина Стэнеску...
– Не притворяюсь!
– запротестовал Гав-рилеску.
– Это моя квартира, и я вовсе не притворяюсь. И прежде всего хочу знать, где Эльза, что с ней случилось?
– Спросите в полиции, - сказал кто-то сверху.
Гаврилеску испуганно поднял голову.
– Почему в полиции? Что случилось?
– взволнованно крикнул он.
– Вы что-нибудь знаете?
– Ничего я не знаю, я хочу спать. И если вы затеяли разговор на всю ночь...
– Позвольте, - произнес Гаврилеску, - мне тоже хочется спать, я, можно сказать, очень устал... У меня был ужасный день. Жара, как в Аравийской пустыне. Но я не понимаю, что случилось с Эльзой. Почему она не отвечает? Может, ей стало дурно, она потеряла сознание.
И, повернувшись к двери дома номер сто один, он забарабанил кулаком что было силы.
– Послушай, я же сказал тебе, что там никого нет. Господин Стэнеску уехал на воды.
– Вызовите полицию!
– закричал пронзительный женский голос. Немедленно вызовите полицию!
Гаврилеску перестал барабанить и, тяжело дыша, прислонился к двери. Только сейчас он почувствовал, что ноги не держат его, и сел на ступеньку, обхватив руками голову. 'Крепись, Гаврилеску, - шептал он, - случилось что-то очень серьезное, и они не хотят тебе сказать. Крепись, попытайся вспомнить...'
– Мадам Трандафир!
– закричал он вдруг.
– Как же я сразу не подумал! Мадам Трандафир!
– крикнул он, встал и направился к дому напротив.
– Мадам Трандафир!..
Кто-то сверху сказал уже более мирно:
– Оставьте ее в покое, беднягу...
– Но это срочно!
– Оставьте ее в покое. Господи, прости ее, грешную, она давно умерла!
– Не может быть!
– крикнул Гаврилеску.
– Я с ней говорил сегодня
– Должно быть, вы путаете ее с сестрой, Екатериной. Мадам Трандафир умерла пять лет назад.
На мгновение Гаврилеску замер, потом сунул руки в карманы, вытащил несколько платков и, наконец, прошептал:
– Любопытно.
Он медленно поднялся на три ступени дома сто один, взял свою шляпу и надел ее. Подергал еще раз ручку двери, повернулся и нетвердыми шагами побрел прочь. Он шел медленно, ни о чем не думая, машинально утираясь платками. Корчма на углу была еще открыта, и, послонявшись вокруг, он решил зайти.
– Можем дать вам только стакан вина, - сказал мальчик-официант.
– Мы в два закрываемся.
– В два?
– удивился Гаврилеску.
– А сколько сейчас?
– Два. Даже больше...
– Ужасно поздно, - прошептал себе под нос Гаврилеску и подошел к стойке.
Лицо хозяина показалось ему знакомым. ~ Вы не господин Костикэ? спросил он с бьющимся сердцем.
– Да, - ответил хозяин, разглядывая Гаврилеску. И, помолчав, заметил: Будто и я вас знаю.
– Будто, будто...
– произнес Гаврилеску и растерянно улыбнулся.
– Я давно отсюда, - продолжал он.
– У меня здесь были друзья. Мадам Трандафир.
– Да, Господи, прости ее, грешную...
– Мадам Эльза Гаврилеску.
– Ах, и с ней тоже что-то случилось, - прервал его корчмарь, - а что до сего дня никто толком не знает. Полиция искала ее мужа несколько месяцев, но так и не нашла, ни живого, ни мертвого... Точно сквозь землю провалился... Бедная мадам Эльза ждала его, ждала, а потом уехала к своим в Германию. Вещи распродала и уехала. Добра у них не больно много было, жили бедно. Я и сам раздумывал, не купить ли рояль.
– Значит, она уехала в Германию, - произнес Гаврилеску мечтательно.
– И давно?
– Давно. Давно. Через несколько месяцев после того, как исчез Гаврилеску. Осенью будет двенадцать лет. Даже в газетах писали...
– Интересно, - прошептал Гаврилеску и принялся обмахиваться шляпой.
– А если я вам скажу... и дам честное слово, что это чистая правда: сегодня утром я разговаривал с ней. Более того: мы вместе пообедали. Моту сообщить вам даже, что ели.
– Должно быть, вернулась, - озадаченно произнес корчмарь.
– Нет, не вернулась. Она и не уезжала. Тут кроется какое-то недоразумение. Сейчас я немного устал, но завтра утром я во всем разберусь...
И, слегка поклонившись, он вышел.
Он шел медленно, держа в одной руке шляпу, в другой - платок и подолгу отдыхал на каждой скамейке. Ночь была свежая, безлунная, на улицу изливалась прохлада садов. Его догнала пролетка.
– Вам куда, барин?
– спросил извозчик.
– К цыганкам, - ответил Гаврилеску.
– Тогда садитесь, за две двадцатки довезу, - предложил извозчик и остановил пролетку.