У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Офицеры дружно расхохотались. Генерал вытаращил глаза и искренне возмутился:
— Не было такого!
Маринка покачала головой, словно в негодовании от короткой памяти у генерала. Достала бутылочку со спиртом из кармана брюк и вздохнула:
— Ай-ай-ай! Как не хорошо обманывать! Бедная женщина наверное уже планы строит на совместную жизнь, а он уже забыл! Вот они, мужчины! А перед дверью в палату, кто стоял любезничал? Не вы ли, господин генерал? Ах, какие улыбки дарили, какие взгляды…
Маринка закатила глаза, якобы представляя себе картины генеральских похождений. Бредин мгновенно
— А-а-а! Это… Так ведь мы просто разговаривали. Никаких “шур-мур”, как ты говоришь, не было!
Маринка не унималась. Она отложила нож, которым нарезала хлеб, в сторону. Наклонилась через стол поближе и спросила, лукаво глядя в серо-голубые глаза генерала:
— А кто ей на ушко что-то шептал? Я вышла из палаты, аж отскочили оба друг от друга! Ваша дама краснее вареного рака была! Пока вы ее успокаивали, мне полковник медслужбы бутылочку в карман бушлата сунул. Чтоб вы не видели, а я ее потом незаметненько в брюки переложила. Медсестры закуски насовали в карманы бушлата.
Мужики захохотали сильнее прежнего. Бредин и сам смеялся, отмахиваясь руками от ее слов:
— Да ведь это она со мной заговорила, а не я! Не мог же я опозорить звание русского офицера и сбежать от женщины!
Степанова, почесывая щеку, вполголоса произнесла, глядя в потолок палатки:
— Ну-у-у… Если слона можно женщиной назвать, тогда ладно…
Хохот грянул с новой силой. Генерал подмигнул ей: так держать! Женщина начала выгружать из карманов бушлата и куртки на стол какие-то пакетики, жестянки консервов без бумажек, сверточки, а напоследок шмякнула на стол шмат сала. Поглядела на застывшие лица мужчин и спросила:
— Чего смотрим? Мне что и банки самой вспарывать?
Марков быстрее всех достал штык-нож:
— Было бы чего вскрывать! Сейчас, все будет сделано!
Огарев быстрехонько развел в котелке спирт. Из сала и хлеба Марина наделала бутербродов. Расставили рыбные консервы в масле и томате. Соленые огурцы оставили в пакете, разрезав каждый на четыре части. На металлической печке Степанова подогрела тушенку и перемешала ее с принесенным ужином, добавив обжаренный на сале в другом котелке репчатый лук. Пару луковиц порезали на кольца и уложили на бумажку. Женщина поставила котелок на стол и присела рядом с генералом. Бредин поднялся, держа кружку на весу:
— Мужик на войне — куда ни шло. Все же сильный пол, так сказать. Но когда на войне женщина не уступает мужикам — вот это уже заставляет задуматься. Я хотел бы выпить за Марину Степанову, нашего Искандера, Ясона в Афгане и “просто Марину” здесь, в Чечне. Тринадцать лет назад, принимая в кабинете растерянную, отчаявшуюся юную женщину, я и представить себе не мог, что именно она станет моим козырным тузом тогда, когда крыть уже нечем. За тебя, Марина!
Мужики встали и выпили за нее стоя. Степанова водку лишь пригубила. Немного поела и встала:
— Спасибо за добрые слова, Евгений Владиславович! Спасибо всем! Со своей стороны хотела бы выпить за настоящих мужчин, что окружали меня в Афгане и здесь. За тех, на чье сильное плечо всегда можно было опереться. За вас, дорогие мои мужики!
Сделала
Уже на следующий день братья Калароши нашли ее и притащили Марине две фотографии:
— Держи! Здесь умельцы фотографы имеются. Отсылай домой.
Степанова отдала фотографию и письмо генералу перед тем, как отправиться с группой в рейд. Бредин забрал его с собой и отправил из Москвы.
Генерал-полковник, отправляя Марину в поиск с группой спецназа, сильно рисковал. Представители федеральных сил пытались договориться с представителями Дудаева о мирном разрешении конфликта и на какое-то время боевые операции были в который раз приостановлены. И снова российские войска строго соблюдали правила, а чеченские бандиты их нарушали. Повторилось тоже самое, что и месяц назад. Все то, чего удалось добиться российским войскам за это время исчезало на глазах, словно снег весной из-за глупости политиков, вновь затеявших переговоры.
Генерал армии Осипов готовился к боевым действиям в горах. Он прекрасно понимал, что переговоры закончатся “ничем”. Был составлен план и началось создание трех горных группировок. Он готовился к штурму «по-тихому», чтоб Москва не знала. О деталях знали лишь четверо…
Группа пробиралась по ночам, стараясь днем отсыпаться. Выставляли часового в каком-нибудь глухом урочище и отдыхали. Идти по ночам было труднее, зато безопаснее. Большая часть боевиков отсыпалась ночью. На третьи сутки блуждания по горам, двое высланных вперед разведчиков едва не налетели на часовых. Если бы не выглянувшая в этот момент луна точно бы обнаружили себя. Успели упасть. Хотя окрик все же прозвучал:
— Стой! Кто идет!
Сказывалась российская военная выправка, да и слова были произнесены на чистом русском языке. Разведчики начали осторожно отползать назад. Часовые какое-то время прислушивались. Спецназовцам были хорошо видны напряженные фигуры и повернутые в их сторону автоматы. На всякий случай оба достали ножи. Затем один часовой направился в ту сторону, где прозвучал подозрительный шорох, а второй залег. Боевик ничего не обнаружил, хотя осматривал кусты с фонариком. Он вернулся к приятелю. О чем-то перекинулись парой слов и разошлись. Чувствовалась дисциплина.
Когда все стихло, спецназ отправился дальше, обходя патруль левее. Но не успели обрадоваться, что проскользнули, как наткнулись на колючую проволоку. Наверное в этот момент и командир отряда, капитан Фуфарев и Марина подумали одно и то же: “Неужели нашли?”. Потому что оба посмотрели друг на друга. Требовалось проверить. Капитан хотел отправиться на разведку сам, но Степанова еле слышно попросила:
— Разрешите мне проверить. Все же я по-чеченски понимаю… — Фуфарев начал настаивать, что идет с ней, но тут Марина решительно отказалась, напомнив: — Нельзя оставлять отряд без командира. Вы что, совсем забыли?