У подножия Саян
Шрифт:
Работа на току, как и рассчитывал Эрес, была закончена в три дня. Помогла веялка с электрическим приводом. Девушки едва успевали засыпать ведрами зерно. Правда, шум от машины был такой, что даже настырные воробьи не осмеливались близко приближаться к току и довольствовались мошкарой в кустах караганника. Мотор был явно не по веялке, и она вся содрогалась — тугая струя зерна била из нее горным ручьем. Эресу казалось, что теперь все должно пойти без заминки.
Но тут начались новые испытания. И для девушек, и для Эреса, и для тетушки Тос-Танмы. Они уже привыкли работать вместе, сложилась дружная бригада, почему бы и впредь им не работать вместе.
Когда с очисткой
Словом, Эреса таргалары мыслили себе как механика и главного распорядителя работ на току, а тетушку Тос-Танму — его помощницей.
Само по себе новое положение льстило Эресу, настроило его на деловой лад. Но девушки... Когда их разлучили с тетушкой, а затем с фермы отправили на сенокос, возмутились.
— Что за порядки! — наперебой кричали они. — Все работают побригадно, а мы... Как овец гоняют туда-сюда.
Эрес сожалел, что лишается общества веселых работниц. Но что делать? «Личные интересы не всегда совпадают с общественными», — сказал бы тарга Кончук.
Перед выездом на остров, образованный двумя протоками Улуг-Хема, где были сенокосные угодья, решили всей бригадой, так неожиданно сдружившейся и так же внезапно распавшейся, сходить в колхозный клуб.
Вечер выдался тихий, с жарким закатом. Вернувшись после работы в дом Шырбан-Коков, Эрес наскоро поел, до блеска начистил сапоги и отправился в клуб, возле которого уже толпился и стар и млад. У дверей киномеханик продавал билеты. Он же был и за контролера. Как обычно, механика окружила орава вездесущих мальчишек. Некоторые из них честно просили пропустить их без билета, большинство же всеми правдами и неправдами пробовало проникнуть в клуб. Они прятались за спины взрослых, пытались пройти с независимым видом. Но, как ни старались, хитрость не удавалась: у механика был финансовый план...
— Билета нет — кина нет...
Войдя в клуб, Эрес некоторое время стоял, прислонившись к стене: все скамейки были заняты. Предусмотрительные сельчане приносили с собой табуретки.
— Идите сюда! — услышал Эрес звонкий голос Бичииней... — Есть место.
Сидевшие стали оборачиваться, разглядывая Эреса. Девушки смотрели с нескрываемым интересом, парни — испытующе, даже враждебно. Слегка сутулясь, он прошел вдоль стены и свернул к тому ряду, где сидели его напарницы.
Показывали «Чапаева». Но движок без конца барахлил, зал сотрясался от грохота и свиста неугомонных мальчишек. Из кинобудки, стараясь перекричать сидевших, гремел голос механика:
— Спокойно. Идет ремонт.
Примерно на третьей части киноленты движок выстрелил и смолк. На этот раз окончательно. Как ни изощрялся киномеханик в своих попытках завести злополучную машину, ничто не помогало. Люди выходили на улицу покурить, все еще надеясь досмотреть фильм, но потом, видя беспомощность киномеханика, стали постепенно расходиться.
Сам механик взобрался на сцену, в сердцах поднял кулаки и объявил, что картина будет показана завтра, билеты действительны.
Еще не смолкли голоса зрителей, как местный затейник в клетчатой распашонке и брюках-дудочках растянул цветастые мехи старенького баяна, наигрывал нечто среднее между вальсом и фокстротом. Закружились пары...
Эрес присел на скамейку у стены. Мимо с ветерком проносились танцующие. Время от времени его колен касалось платье неудержимо кружившейся Бичииней. Она словно нарочно старалась
Уже к концу вечера Эрес решил пригласить Долаану. Он давно не танцевал, поэтому боялся показаться неловким.
Долаана легко, непринужденно положила руки на плечи Эреса, и они закружились... С непривычки перехватило дыхание, замелькали в глазах чужие разгоряченные лица, потом все стало на свои места. Тонкие пальцы Долааны — вот они, на его плечах. Если чуть повернуть голову в сторону, можно их видеть. Она улыбалась, блестели ровные зубы. Черные, чуть раскосые глаза смотрели на Эреса спокойно, доверчиво, и от этого взгляда уже никуда не уйти...
Ему ни о чем не хотелось спрашивать Долаану. Вот так бы и танцевал с ней всегда. Но баян вдруг умолк. Затейник в клетчатой распашонке галантно поклонился и сказал:
— Спасибо за внимание! Пора бай-бай, завтра трудовой день. Страда!..
Молодежь неохотно стала расходиться. На улице слышались песни. Эрес хотел проводить Долаану до дому. Но тут, откуда ни возьмись, появилась Бичииней. Она была совсем некстати. Пошли втроем. Сзади раздался конский топот. Двое парней, гремя стременами, лихо проскакали мимо, громко распевая:
На приволье перелеска Мой лихой скакун пасется. Моя милая жестока, Не оглянется, смеется... И стройна, да жаль, строптива, Как скакун бежит от кнута. Быстронога, белолица, Жаль, характером крута.Песня затихла вдали. Бичииней проворчала:
— Эти табунщики как сядут на коней, так мир для них на том обрывается.
— А ведь ладно поют, — возразила Долаана. — Только в самодеятельности не хотят участвовать.
Они остановились возле дома Бичииней.
— До свидания, Эрес! — Она сжала его руку и, вскинув голову, добавила: — Долго не увидимся.
В калитке мелькнул ее белый платок.
Долаана и Эрес пошли дальше. Уличные фонари давно погасли. Окна домов были темны. Только теперь оба заметили, какая светлая, лунная ночь. Звезды мигали совсем низко. Казалось, их можно сосчитать, такие они были крупные. Эресу вспомнились давние вечера в Шивилиге, Анай-кыс — и ему стало тоскливо. У дома Долааны они расстались, сказав друг другу невнятно «до свидания».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Шли дни, похожие один на другой. Девушки где-то там, на острове, заготавливали сено. Без них, без шаловливой, по-детски смешливой Бичииней, сдержанной Долааны было скучновато. Правда, с ним рядом добрая тетушка Тос-Танма. Но разве это можно сравнить с присутствием сияющих девичьих глаз? Эрес ругал себя за то, что не поддержал девушек, когда они просили не разбивать бригаду. Были бы сейчас на току, вышло бы как нельзя лучше. К нему и тетушке Тос-Танма прислали самых что ни на есть никудышных помощников: стариков да лентяев. Тетушка называла их «колхозные оскребки». Попробуй тут с ними приготовь ток! А время не ждет. Наступила страда. Все было в движении. Словно обвал в горах. Колхозная контора, словно кипящий котел, гудела, бурлила с утра до позднего вечера. Кончук, худой и небритый, без конца звонил по телефону, отдавая приказания.