У подножия Саян
Шрифт:
Случалось так, что колхозники, прибывшие на помощь комбайнерам, возвращались назад или коротали день в тенечке, потому что механизаторы обошлись без них — на ходу починили стогометатель. Казалось, главным для Кончука было создать «деловую атмосферу», чтобы все чувствовали, какая важная пора наступила в колхозе и какое значение этому придают в районе.
Многие безропотно относились к этой суматохе, но только не тетушка Тос-Танма.
— И о чем только в конторе думают? Девушек забрали, а прислали кого? — Она окинула презрительным взглядом куривших мужчин. — Работнички,
Те, зная тетушку, не вступали в опасные пререкания, отшучивались.
— Ну, чего ты, Тос-Танма, все о делах да о делах! Лучше скажи, как ты встретишь нашего общего друга старика Мыйыс-Кулака. Он, говорят, тоже собирается к тебе в помощники. Говорят, даже бороду сбрил...
— Нужен он тут, козел старый!
— Зря, зря, Тос-Танма! Он, говорят, помолодел, без бороды-то... Глядишь, и свадьбу сыграем.
Как ни презирала тетушка Тос-Танма Мыйыс-Кулака и вообще всех Шырбан-Коков, но даже намеки на то, что она все-таки женщина, льстили ее простодушию. Она скорчила гримасу, нарочито строго прикрикнула:
— Тьма-тьмущая, до каких пор лясы будете точить! Ну-ка, вставайте, да за лопаты, за метлы!
Мужчины посмеивались. Однако ж встали и принялись за дело с той неторопливостью и спокойствием, которые никак не назовешь признаками энтузиазма.
Перерыв. Люди отдыхали, растянувшись кто на чем. Кто-то вяло обронил:
— А Монгуш-оол едет в Кызыл к сыну.
— Теперь, считай, загуляет там, — отозвался другой.
— А куда Агаан-оол, тьма-тьмущая, девался?
— Косит сено для своей коровы.
Говорили так, будто ничего особенного в этом самовольстве нет, все идет как полагается. Эреса взорвало.
— Разве колхоз не дает вам сено?
— Колхоз?! — Спросил арат с лицом, состоявшим, казалось, из одних скул, и насмешливо огляделся, словно приглашая всех в свидетели. — Колхоз говоришь?
— Да, колхоз. Разве он не даст сена на трудодни? Ведь личный скот тоже надо кормить?
— Колхоз — это колхоз, дунмам, а собственный скот — совсем другое дело. У тарги о нем голова не болит.
Когда смолкли смешки, одни из колхозников заговорил, не обращая внимания на тетушку, нетерпеливо поглядывающую на часы.
— У меня тоже думка есть. Я ведь не змея, что лежа умирает. В Баян-кольском колхозе живет мой свояк. Давно просил: если, дескать, будет трудно, приезжай... А у нас и будет трудно. Говорят, урожай в нынешнем году отменный. Он скорее всего будет обменный. Вместо хлеба пришлют машины и разные железки. Так я думаю: невесту, как говорится, надо самому сватать, а не на дядю надеяться.
Перед заботливым отцом семейства стеною встала тетушка Тос-Танма.
— Свояк, говоришь? — сжала она свои огромные кулаки и пошла на говорившего разъяренной тигрицей. Тот привстал, будто и в самом деле боялся тетушки.
— Но... но... Тос-Танма!
— Не бойся, не трону, я ведь никого не трогаю, — улыбнулась тетушка. — Правда, за свояка тебе стоило бы влепить горячих. Сам посуди: кто же за нас будет стараться-то? Быстрее уберем урожай, больше хлеба сдадим. Без машин разве мы развернулись бы? За них надо рассчитаться. И себе оставим сколько надо. —
Самый пожилой из мужчин, желая сбить с толку тетушку, с деланным добродушием пошутил:
— Тос-Танма, ты же знаешь поговорку: из скота милее всех верблюд, из родин всех ближе свояк.
— А ты со своими прибаутками лучше помолчи, тьма-тьмущая! Тут о деле говорят.
Послышался шум подъезжающей машины. Все повернулись в сторону дороги.
— Председатель! — Сказал один из сидящих и, схватив метлу, вскочил с места.
Председательский «газик» остановился невдалеке. Открылась дверца, сначала показались огромные сапоги, потом сам Кончук. Он осмотрелся и неторопливо приблизился к ожидавшим его колхозникам.
— Здравствуйте, товарищи!
Некоторым из присутствующих, в основном мужчинам, Кончук пожал руку. Повелительным жестом пригласил всех присесть.
— Ну, как работа? — спросил он. — Движется?
Никто ему не ответил. Понимая молчание как положительный ответ — иначе, дескать, и быть не может, — Кончук пошел с места в карьер:
— Близится страда. Завтра МТС пришлет нам два комбайна. Дела, так сказать, разворачиваются. Послезавтра приступаем к косовице хлебов. Заметьте, первыми в области, — Кончук приподнялся на носки и, улыбаясь одним ртом, оглядел присутствующих.
— В прошлом году, помнится, мы тоже первыми приступили, — несмело начал колхозник, который только что спорил с тетушкой Тос-Танмой.
Тарга радостно подхватил:
— Именно так оно и было. и в прошлом, и в нынешнем — первыми. Это понимать надо. Поэтому мы работать должны по-настоящему, в мобилизационном, так сказать, порыве.
— Не все еще силы, тарга, мобилизованы, — раздался голос Тос-Танмы. Тетушка поправила платок на голове.
Кончук недовольно взглянул в се сторону.
— Я и говорю: работать надо. — Кончук, конечно, думал, что своим категорическим ответом он «прихлопнул» всякого рода рассуждения, но не тут-то было.
— Ах, вон оно что, тьма-тьмущая! А я-то сначала не поняла. — В голосе тетушки Тос-Танмы звучала настолько прозрачная ирония, что не уловить ее было невозможно. Но Кончук словно не расслышал. Он, как токующий глухарь, был занят одной мыслью: не вступать в споры, которые он, по-видимому, считал вредным занятием.
— Что до меня, то я мобилизую все свои силы, буду работать... — Слово «мобилизую» она сказала с такой злостью, что все, как по команде, исподлобья посмотрели на председателя, но уже с некоторым опасением за тетушку Тос-Танму: ждали, что же она скажет еще. — Но, тарга Кончук, — продолжала женщина, — разве это порядок? Вот здесь на току работали девушки, хорошие, старательные. Их и мобилизовать не требовалось, подгонять тоже, они сами понимали... А их на сенокос бросили. Это вам бригадир Шырбан-Кок посоветовал? Своих мужичков пожалел. Авторитет зарабатывает.