У подножия Саян
Шрифт:
— Мир так уж устроен, Эрес, ничего в нем нет вечного, — утешали его друзья на прощанье.
Жизнь не баловала Эреса, и все-таки он не мог привыкнуть к тому, что остался один, без отца, — чувствовал себя потерянным, одиноким.
Сани качало, как лодку на волнах Улуг-Хема. Дорога была трудной, олени бежали прытко. Оба путника молчали. Эресу это было особенно кстати — дорога и молчание... Перед мысленным взором проходила вся его недолгая жизнь.
Его родители были бедными. Единственное богатство отца — лошадь. Ни летом, ни зимой не спускал ее с аркана. Во всей округе
Когда Херелы перекочевали в Шивилиг, соседями их оказалась семья Ирбижея. Степенный, хозяйственный Ирбижей был добр, справедлив. Семьи подружились: как взрослые, так и дети.
Своего сына Лапчара старики Ирбижеи пестовали, как могли.
Лапчар был на год старше Эреса, но считались они ровесниками. Вместе пасли овец, рыбачили. В школу пошли тоже вместе. На этом настаивали старики Ирбижеи: не хотели разлучать маленьких друзей.
Вспомнил Эрес и то, насколько справедлив был Ирбижей даже тогда, когда дело касалось его единственного сына. Однажды Лапчар, желая показать, какой он смелый, стал подговаривать Эреса убежать с уроков.
— Это не смелость, а глупость, — сказал Эрес.
Лапчар надулся и назвал Эреса подкидышем. Обиженный и подавленный, Эрес в ту же ночь убежал в Шивилиг. Рассказал дома о своей ссоре с Лапчаром и о том, как тот его обозвал... Поникший Оюн Херел поплелся к Ирбижеям. Отец Лапчара от слов старого Оюна, как от огня, бросился к коню и запылил по дороге. Приехав в школу, Ирбижей подошел к сыну и при всех молча хлестнул его бичом.
На следующий же день к Ирбижеям приехал посыльный и передал, что старика вызывают в сумонный суд.
Суд был коротким. За рукоприкладство старый Ирбижей семь дней колол дрова для сумонного управления.
В аал Ирбижей вернулся спокойным, утихомиренным.
Сыну не сказал ни слова, но тот все понял: обижающему других отец не прощает.
Друзья же вскоре забыли о размолвке, еще больше сблизились и стали, как родные братья.
После семилетки Лапчар стал работать в колхозе. Эрес поступил в кызыльский сельскохозяйственный техникум. Ему давно хотелось стать агрономом. Лапчара призвали в армию. Через год, когда Эрес учился на последнем курсе, пришла пора и ему отправляться на военную службу. Но в тот год ему дали отсрочку из-за того, что у него престарелые родители.
Он только-только приступил к работе агрономом в своем колхозе, как умерла мать. Эрес остался вдвоем с отцом. И тут старик не выдержал:
— Послушай, Эрес. Настоящий мужчина должен беречь и защищать честь своего Отечества и честь своего отца. Не забывай этого, сынок!
Эрес наклонил голову.
— Чего тебе со мной делать? — продолжал Оюн Херел. — Не пропаду... Для меня народ — одеяло, общество — рубашка. Не пропаду, проживу...
Эрес посмотрел на отца: «Расхрабрился, как горный козел...»
— Выполни, сынок, свой долг перед Родиной. Святой долг. Не опозорь старого Херела. Не дай мне краснеть за тебя. Перед людьми я не совершал ничего постыдного. Не забывай этого, сынок. — В глазах старика стояли слезы...
Той же осенью
...Когда трудные участки дороги были позади, старик чукча наконец спросил:
— Так, значит, у вас, в Туве, такие же олени?
— Да, только ездят на них не в упряжке, а верхом.
— Надо приучить их к упряжке. На санях путь легче.
— Если бы Тува была такая же ровная, как Чукотка. А то горы, густой лес и снова горы. На санях не выйдет...
Старик молча согласился, поддерживая тем временем стремительный бег оленей.
— А как выглядят верблюды? — помолчав, спросил старик.
— В тайге их нет. Они в степях, около границы с Монголией.
— Верблюжье мясо едят? Молоко пьют?
— А как же!
— Запрягают? Верхом ездят? — интересовался возница.
— Кони, быки с верблюдом — ни в какое сравнение. — Эрес тут же поймал себя на том, что его мнение о верблюдах похоже на хвастовство, и поправился. — Но, правда, до оленя ему далеко: уж больно высокий и неповоротливый.
— Как же на него садятся?
— Надо сказать «сёк-сёк!», и он ляжет. Потом надо сесть между двумя горбами.
Старик прищурил свои без того узкие глаза. Его жидкую бородку прихватило инеем, и она казалась Эресу метелочкой степного типчака. Он улыбался и продолжал:
— Летом верблюд целый месяц может обойтись без воды, зимой — без еды. В его горбах — целая кладовая.
— Слышал. Хорошее животное. Нашим оленям быть бы такими!
— Зачем?! Вашим оленям — цены нет!
Через три часа прибыли на аэродром. Старик попрощался с Эресом, оказавшимся таким разговорчивым, пожелал ему счастливого пути и уехал.
Через час и Эрес был в пути.
Он, сержант Эрес Херел, сын бедного тувинского арата, летел на самолете! Почему — на самолете? А может, все дело в том, что он, сержант пограничных войск, летит домой, чтобы отдать свой последний сыновний долг умершему отцу? Может, вместе с сыновним долгом надо отдать и последние воинские почести? Как отцу воина? Может быть...
Его переполняло большое чувство. Чувство невыразимой любви и благодарности к той Отчизне, которую тувинцы обрели совсем недавно [12] , которая оказалась такой большой, внимательной и щедрой. Ко всем людям вместе и к каждому в отдельности.
12
Тувинская Народная Республика присоединилась к Советскому Союзу в 1946 году.
Внизу медленно плыла белая тайга. Эресу хотелось сойти на эти просторы и поцеловать заснеженную землю. В сердце колокольчиком стучало: «Значит, Родине я нужный человек». И вновь накатывала волна большого горячего чувства.
В Магадане Эрес пересел на другой пассажирский самолет.
Наутро третьего дня он был в Кызыле. Но тут случилась задержка — билетов на Шагонар не оказалось.
Понапрасну простояв в очереди и разругавшись с кассиршей, он бросился к начальнику аэропорта. До отлета оставались считанные минуты.