У роз нет запаха и вкуса
Шрифт:
Вильем крепко сжимает ладони — ровные, сильные, с длинными пальцами и очень аккуратными ухоженными ногтями — и с силой разводит их. Я, ожидавшая какого-то волшебного фокуса, почти разочарованно выдыхаю: пусто.
Но я молчу. И готова стоять так ещё не меньше часа.
На напряжённо распахнутые глаза набегают слезинки, и я понимаю, что забыла моргать. Протираю глаза ладонью — и ахаю. Над столом парит маленькая, но совершенно настоящая на вид алая роза. Я могу разглядеть каждый шипик, косой срез стебля, паутину жил на листьях.
Нет
— Какая красота! — восхищаюсь я. — А можно потрогать?
И замираю, понимая, как двусмысленно звучат мои слова. Вильем тоже молчит какое-то время, а потом тихо отвечает:
— Вам — можно. Но вы ничего не почувствуете. Это только иллюзия.
— Я живу среди иллюзий, — бездумно отвечаю я, наклоняюсь ниже, но не касаюсь иллюзорной розы.
Касаюсь губами его макушки, кладу руки на плечи, чувствуя, как каменеют под моими руками упругие мышцы.
Цветок пропадает, а ладони Вильема опускаются на столешницу.
— Опять забыли принять лекарство? — почти с насмешкой спрашивает Вильем, но в этой насмешке немалая доля горечи.
— Не забыла, — говорю я, спускаясь губами до его ушной раковины. — Выбросила в окно. Они делают мою жизнь пустой… и бессмысленной.
Вильем чуть-чуть поворачивается ко мне, и я целую его в губы. Мягкие, свежие, как весенний ветер. Вильем не отталкивает меня, но и отвечает не сразу, и его неуверенность, почти робость пьянит меня и делает отчаянно-смелой.
Впрочем, понятно, чего он боится — Мортона. Но я прогоняю эти мысли, словно назойливых галок. Точнее, поцелуй — тот выстрел, после которого мысли сами испуганно разлетаются в разные стороны и не возвращаются.
Наши языки сплетаются, и я бестолково и жадно провожу руками по его спине и шее, наслаждаясь незнакомым доселе чувством безопасности рядом с мужчиной, возможностью действовать самой. Мортон почти никогда не целовал меня в губы, и у меня болезненно ноет рот, но вкус Вильема восхитителен. Я хочу всего его попробовать на вкус, провожу ладонью по груди, животу и паху, ощущая недвусмысленную выпуклость.
Вильем перехватывает меня за запястье.
— Леди…
— Ну, что ты, как ребёнок, — шепчу я ему на ухо, задыхаясь от безумной потребности почувствовать его. — Мортон ни о чём не узнает. Можно подумать, ты никогда этого не делал. Не прогоняй.
Он молчит, продолжая держать на весу мою руку, и меня осеняет безумная догадка, так что я отстраняюсь, пытаясь заглянуть в его глаза, отмечая покрасневшие щёки.
— Ты никогда этого не делал?!
— Мать жила при монастыре… — бурчит Вильем, отводя взгляд, — хотя монашкой не была, но нравы там были строгие, все женщины в пол смотрели… и в Академии, там тоже так вышло, что все узнали про отца, ну и…
Я не могу в это поверить. Во многом благодаря Мортону я была подсознательно уверена в том, что все мужчины от природы
— Ты ни с кем ещё не спал? — я потираю высвобожденной ладонью выпуклость на его штанах.
— Леди Альяна, пожалуйста, я сейчас…
Я снова его целую. Перебираюсь к нему на колени, так, чтобы он уже не смог ускользнуть от меня.
— Ты так со мной заигрывал.
— Да нет же! Вы очень красивая, но я…
Я снова его поцеловала, почти не в силах оторваться от ласковых и упругих губ, медленно сползла на пол, оказавшись между его раздвинутых ног. Подняла глаза, любуясь смесью самых разных чувств на его лице.
— Ты никому ничего не скажешь, правда?
Я взяла Вильема за руку и поцеловала ладонь, пальцы, погрузила один из них в рот. Где-то в голове бил набат — я слишком задержалась, кто-то из соглядатаев мог обратить внимание, Мортону донесут… Но меня захватила эта игра, первый раз в жизни испытанное влечение, я наслаждалась каждой секундой. Потянула зацелованную ладонь Вильема к ремню.
— Выпусти его.
Мальчишка медлил, но не очень долго. Положил руки на пах, завозился с пуговицами.
— Не думай, что я с кем-то ещё… — проговорила я, накрывая его ладони своими, сдвигая их в сторону. — Я не такая.
Самой стало смешно от этой фразы.
Это какое-то безумие, но мне чудовищно хорошо. Я ласкаю его языком, руками, и он кончает очень быстро, пара капель попадает на губы, но меня и это не смущает, хотя сперма Мортона всегда казалась отвратительной и на вкус, и по запаху. Я прижимаюсь щекой к его животу, чувствуя собственное вожделение, как ползущую внутри змею, увесистую и тяжёлую, настойчиво прокладывающую себе путь в моём теле.
— Тебе было хорошо?
— Нет слов.
Это первое, что он говорит. У меня перед глазами словно встают тяжёлые часы в каминном зале, неотвратимо и ритмично покачивающийся маятник, пустые листы для конспектов. Нужно уходить, нельзя рисковать, но…
Я делаю попытку встать на ватных ногах, но Вильем тянет меня на себя, не потрудившись застегнуть брюки.
— Магистр Койно… вы его не любите?
Давлю истерический смешок, норовящий перейти в хохот.
— Нашёл, когда спрашивать. Боги, а я считала тебя искушённым порочным ангелом… Не верила, что ты такой, каким кажешься.
Он злится и смущается моих слов, а я ёрзаю на нём, и, наконец, не выдерживаю: сдвигаю полоску белья.
— Только в меня не кончай, — шепчу ему на ухо. — Постарайся сдержаться. Боги, какой ты сладкий. С тобой невероятно хорошо.
— Вы… — я приподнимаюсь, и опускаюсь на него, ловя губами тихий выдох.
— Хорошо?
— Нет слов…
У меня слов даже больше, чем нужно, но я тоже замолкаю, стискивая его всем своим телом. Двигаюсь мягко, чувствуя, какие влажные изнутри мои бёдра.