У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
— Ушли? — спросил, словно с другого берега, Кантемир.
Некулче, прокашлявшись в кулак, пробормотал:
— Их преследуют добрые воины, государь.
— Мыслишь, догонят?
— Мыслю — ищи ветра в поле, государь, — признался гетман, чье сердце сжалось до размеров макового зерна.
Кантемир вздохнул. Оторвал руки от лица, повернулся на месте. И лютый страх гетмана сменился безмерным удивлением. Воевода был весел, каким Некулче не видел его давно. Смеялся, словно в самый добрый свой час. «Умно сказано в старину, — подумал гетман, приходя в себя, — что норов государей — словно небесная синь и морская гладь. Вот
— Ты видел, Ион? Он не хотел умирать!
— Чудом спасся, государь.
— Ха-ха-ха! Чудом! Человеку хотелось жить! Можешь ты постигнуть эту тайну, гетман? А раз не хотелось умирать, человек сумел уйти от смерти в таком месте, откуда не ушел еще никто другой, от Драгоша-воеводы [73] до нашего времени. Не так ли, Ион? А та троица, под стеной! Видел ли ты еще таких храбрецов, гетман? Ради чего они отдали свою кровь? Ради чего бились и погибли? Не сие ли пример мужества и доблести?
73
Полулегендарный основатель Молдавского средневекового княжества.
— Истинно, государь, редкостный пример...
— Посему же, собери мы войско, в пятьдесят или шестьдесят тысяч таких молодцов, разве не сбросили бы мы иго турок единым махом? Не ухватили бы османского зайца за уши. — Лицо воеводы снова окаменело. — Но кто дозволил лукавым тем ворам взобраться на стену дворца?
— Стражник при воротах, государь.
— Велено взять в оковы?
— Стражник убит в схватке, государь.
— А капитан? Взят ли в оковы?
— Убит и он, государь.
Кантемир сердито фыркнул.
— Гляди как следует, пан гетман, чтобы воры не вили гнезда прямо здесь, при нашем дворе...
Князь выпил холодной воды из серебряного кубка, стоявшего на столике. Нежданное происшествие все-таки глубоко взволновало господаря. Тень беспокойства снова коснулась его лица.
— Слушай, Ион, со вниманием, — сказал Кантемир. — Пустишь по городу слух, дабы каждый ведал, что Дмитрий Кантемир-воевода отправляется вскорости навстречу великому визирю, выступившему против Петра Алексеевича, царя Московии. А сам станешь с войском лагеря близ Баликского монастыря.
— Хорошо, государь, — хитро усмехнулся гетман.
Доев жареного цыпленка с салатом — свое любимое обеденное блюдо, Кантемир потребовал трубку и стал в раздумье следить за кольцами дыма, поднимавшегося к потолку. Тяжкие думы свалили князя в кресло. Его страна окружена врагами. Сбилась в комок в середине Европы и скрипит зубами в тяжких муках. Турки раздели ее, разули и окончательно лишили оружия. Разрушили крепости, добывшие ей некогда славу своею стойкостью в осадах. Какие же остались, те заполнены басурманской нечистью. Ни божьи, ни человеческие законы не спасают более Молдову, не дадут ей опять возвыситься до прежней чести и славы...
Дай же мне силы, о господи, снова пробудить к жизни цвет их гордости! Обереги, дабы не изгнали раньше времени меня поганые, дабы успел я сотворить, что замыслил! О боже! Ты озарил разум мой светом философских мыслей, той философии, что утверждает, что лишь естественное вечно; открой же мне, как могло родиться, сколько еще пребудет на свете то, что противно естеству? Когда же, о господи,
74
Мать всех наук (лат.).
Кантемир вздрогнул. Издалека послышался голос, шедший словно из глубины. Голос нежный, ангельский — словно предсказание и призыв. Кантемир приблизился к горнице юных княжичей. Сквозь полуоткрытую дверь князь увидел сына Матвея, сидевшего у стола. Рядом стоял грек Анастасий Кондоиди, учитель господаревых отпрысков. Матвей читал по слогам из «Александрии»:
«...В то утро жители города стали искать и не увидели войска, но увидели только быков и овец... И вышли все наружу и сказали:
— Бежал Александр, устрашившись.
И погнались за ним все, от мала до велика. А один всадник из крепости крикнул им:
— Не преследуйте Александра! Ибо видел я этой ночью во сне, что посеяна пшеница в крепости, и жнут ее македонцы, созревшую и незрелую, и ездит Александр верхом на льве в середине крепости.
Но граждане не обратили на него внимания и преследовали Александра, пока не догнали его. А Александр вышел из лесу и встретил их; и ударили одни в середину, другие спереди, и горожане пришли в сильный страх и не знали, что делать, и побежали к крепости; а македонцы рубили их, как рубится; и смешивались одни с другими, и рубились так сильно, что полегли они, как листья и трава; и топтали конями пеших до самой крепости; и зажгли крепость, и сгорел большой храм, где были боги их, и сгорели самые боги, и сказал Александр:
— Если бы вы были богами, не сгорели бы!
И вышли женщины их, распустив волосы и расцарапав лица, и с девушками и с сыновьями, и закричали:
— Александр, смилуйся над нами и погаси огонь!»
Кантемир слушал голос сына, и сердце его смягчилось. Нежный голос княжича, словно луч света, рождал надежду. Князь вернулся к своему креслу в малой спафарии. Жили ведь когда-то на свете храбрые люди. Мужественные и цельные, каким был великий царь Александр, не знавшие страха и слепой покорности. И, если попадали в беду, не оставляли в том месте кости, дабы истлели во прах. Мыслили, бились и разбивали свои оковы..
Пришла княгиня Кассандра. Вошла гордой, легкой поступью. Горести не могли омрачить ее милого лица.
— Ты устал, государь, — сказала она тихо. — У тебя покраснели глаза. Прилег бы ты, Дмитрий, вздремнул.
— Не тревожься, государыня, обо мне. Я здоров и во здравом рассудке. Подумай лучше о себе: худеешь ты и все гаснешь.
Супруги помолчали, как молчат, вспоминая хорошее.
— Так уж нам с тобой, милая, суждено, — тихо молвил Кантемир. — В Санджакдаре Йокусы довелось мне насладиться философией, найти в ней каплю утешения. Ныне одними иллюзиями и приходится себя тешить. Обманув, а затем разгромив римлян, Александр Македонский не боялся, что собственные слуги могут его предать... А кто есть я? Кто есть мы, почему живем на Земле Молдавской? Прошуршал осман халатом — и слова наши и дела снова стали обманчивыми надеждами. Какое у нас есть оружие? Какие мысли? Какие книги?..