У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

Кантемир сказал, глядя в сторону:

— Хорошо, ты сорвешь тот листок травы, подержишь его в ладони. А затем бросишь под копыта коня. Мало тебе цареградских одалисок, эффенди?

— До одалисок далеко, твое высочество и друг мой, сердце же мое со мной и безмерны в нем страсти...

Кантемир потер лоб. Этого еще не хватало! Наглость турка росла словно на дрожжах. Но Ибрагим-эффенди был еще и опасным человеком. Одно его слово могло за неделю принести на крыльях беды султанский фирман об изгнании молдавского господаря. С Ибрагимом-эффенди

требовалась осторожность.

— Как же зовут ту девицу? — спросил он с деланным дружелюбием.

— Ее имя — Лина, твое высочество, — улыбнулся Ибрагим-эфренди. — Дочь старого Костаке Фэуряну, из деревни Малая Сосна. Уж очень хороша она и любезна мне!

— Слышал о ней. Но дочь Костаке Фэуряну просватана, и жених — капитан Георгицэ, мой верный слуга. Ну что ж, раз речь о тебе... Я подумаю...

Ибрагим-эффенди поднялся на ноги...

— Добро, твое высочество... Хочешь думать — подумай. Мне не к спеху. — Турок коснулся руки князя пальцем и удалился, широко шагая.

Оставшись в одиночестве, Кантемир потребовал бумаги и гусиных перьев. Приказал слуге запереть дверь и никого не впускать. Схватил бумагу, по слогам прочитанную Ибрагимом-эффенди, скомкал ее, затем разорвал на мелкие клочки. К московскому царю пойдет другое письмо. Письмо с новой клятвой, обращающей ветрила Земли Молдавской к новым берегам. Кантемир писал, пока не стемнело. Слуги зажгли свечи, но он продолжал трудиться. Настала полночь, а гусиное перо князя продолжало упорно скользить по бумаге.

Наутро, с великими предосторожностями, казначей Лука был отправлен в путь.

День проходил за днем, но жизнь во дворце господаря текла без изменений. Время от времени проходили тайные слухи, рождавшие смятение: мятутся-де народы, и рушатся державы. Кантемир ждал ответа от царя. Там, на севере, отныне были надежды господаря и его земли. Воевода мрачно проходил между боярами, мерял шагами свои покои. В уме звенели вперемешку обрывки фраз: «...По стародавнему молдавскому обычаю всей власти быть в руках господаря...»; «Бояре и вся Земля Молдавская обязаны покоряться велениям господаря без противления и промедления, как было в обычае искони»; «Суд и право всецело — в руках воеводы»; «...А дани страна не платила бы ни полушки...»

Лука-казначей с торжеством вернулся в Яссы солнечным весенним днем. Царя боярин застал на Волыни, в Луцке. И царь подписал договор, составленный Кантемиром. В знак дружбы Петр Алексеевич подарил князю украшенный алмазами медальон со своим портретом, государственную печать и собольи меха. Тайное послание царя начиналось словами: «Пресветлому господарю Земли Молдавской и союзнику Московской Державы».

Глава VII

1

В ту ночь приехал капитан Георгицэ. Утром,

едва воробьи принялись затевать свои свары на плетнях, он вышел вместе с Костаке Фэуряну на веранду. Заложив большие пальцы рук за широкий пояс, поспешно спустился по ступенькам вниз. Остановившись, взглянул на лестницу снизу. Показалось ли ему, что ступеньки подгнили? Очень может быль, не год ведь прошел, и не десять даже лет с тех пор, как их смастерили. Георгицэ прошелся до ворот, осматриваясь кругом да вокруг, словно что-то здесь потерял. Толкнул кулаком угол житницы. Подошел к колодцу в саду. Подозвал слугу, именуемого Антоном, и сказал ему громко, чтоб было слышно и наверху:

— Запрягай волов!

— Понятно, понятно! — сказал Костаке Фэуряну своим стариковским голосом. — Видел, как щурился ты на коровник в углу. Его давно источили черви. Дунь — и рассыплется.

— Ребята сволокут его в овраг, отец. К чему место зря занимать? Глина в нем уже не глина, дерево не дерево Одна гниль да смрад.

— Ну да... Разваливать ты мастер...

— Я и новый сложу мастерски. Было бы здоровье, не принес бы дьявол войны. Ну что, запрягли?

— Запрягли, капитан! Куда двинем?

— Закрой рот и жди, — обрезал Георгицэ Антона. — Был такой — все поперед хозяина выскочить норовил, да закаялся. Не слыхивал о таком?

Антон отступил за воловьи спины. Гляди-ка! Капитан Георгицэ пускает на усадьбе корни!

Обошли вокруг старого коровника. Слуги завязали петлей конец веревки и забросили его на выступ стропила, торчавшего из-под кровли. Схватились все и стали тянуть. Не успели и охнуть, как большой коровник, вспучившись, двинулся на них, словно для того, чтобы проглотить. Разъехался по заклепкам и распался.

— Грузите и везите к оврагу, — скомандовал капитан Георгицэ.

Повернувшись на каблуках, он занялся другими делами. Заборы расшатаны псами и повалены ветрами. Житницы все в дырах и коросте. Колодец без ухода стал пристанищем лягушек и жаб, вода в нем пропахла тиной. Кучи хвороста и другого топлива рассыпаны, под ними собрался аршинный слой навоза, жуки роятся, как в цыганских хоромах. В ульях завелись шершни. Эге-ге ж, сколько надо исправлять и чинить на этом дворе!

Георгицэ пригласил к колодцу Костаке, мастера ям Маню и слугу по прозвищу Кэнэнэу.

— Глубокий? — спросил капитан.

— Сажени три, — ответил Костаке Фэуряну. — Надо бы почистить.

Колодец был выложен камнем, с низеньким дощатым срубом. Под пятой его скрывался обильный источник, так что воды хватало и в самое жаркое лето. Весной, осенью и зимой наполнялся до краев, так что вода из него переливалась в сад. Тогда не требовалось и журавля — воду можно было набрать, опершись одной рукой о сруб. При словах «надо почистить» глаза выкатил мастер Маня.

— Прошу прощения... Стержень в развилке журавля поистерся и более не годится. Так что попрошу господ в сторонку. Поглядите и на мое умение...