У женщин грехов не бывает!
Шрифт:
Я бегала по дому голая, в тонкой рубашке и в шерстяных носочках. Я еще не взлетала, но мои ножки тяжести не чувствовали, и эту легкость и радость беспричинную я помню.
Я улыбаюсь, опять улыбаюсь, когда вспоминаю эту рубашку, которая потом была разодрана в клочья, и волосы свои мокрые… И руку, руку своего мужа у меня под рубахой тоже помню… Такое легкое похлопывание было, точно.
Он лежал на диване. Рядом с ним растянулись собаки. Борзые очень любят диван. Диван для них – атрибут доминирования, статус, высота, которую
Раньше мы вместе валялись на этом диване. Две собачьи туши занимали много места, и мне приходилось расталкивать борзых, чтобы поместиться. У собак были собачьи нежности. Кобель обнимал сучку мощными длинными лапами, а она впивалась зубами ему в холку. Они лизались язычками, как люди, язычком о язычок. Вместо поцелуя они сцепляли челюсти, острые клыки замыкались, пока кто-нибудь не начинал визжать от боли, чаще кобель. И мы с мужем валялись в этой стае. У нас тоже были собачьи нежности… Тогда еще, кажется, были. Я точно не помню.
В тот вечер мой муж ждал футбол. Я ему прикатила столик. Какие-то фисташки к пиву, какие-то бутеры ему сделала. Три минуты оставалось до начала тайма. Он пеночку слизнул с бокала, похлопал меня по спинке и сказал: «Все, иди, иди».
Я и пошла. Носочки шерстяные по плиточке скользили. По лестнице и на второй, и в кабинет, за комп, и в Сеть. А вдруг там Лера? А Лера там!
И то же пиво, и фисташки, и футбол, и та же самая трансляция на Первом. Лерочка любит российских комментаторов.
Он не ждал меня в воскресенье и удивился:
«Зайка! Ты пришла! Как я за тобой соскучился…»
А я хохотала. Как смешно! Сто лет уже не слышала эти словечки. У него была куча словечек, которые для меня были тепленькими архаизмами. «Супружеский долг» меня забавлял неимоверно. «Супружеский долг исполнял» – и сразу картинка: два хомячка. «Товарищ приехал» – стоит на пороге гражданин с чемоданом и держит шмат сала, завернутый в газету «Русская Германия». «Бурный секс» – голодный Лера с аппетитом кушает рыбку, урчит и оставляет от рыбки только голову и хвостик. «Хочу безумно» – Лерочкины большие глаза выскакивают из орбит. «Начинается…» – Лера чешет пузочко и морщит нос. «Ты у меня договоришься» – Лера хочет двинуть в челюсть, но… стесняется. И такое пьяное говнистенькое с подковырочкой «ты меня с кем-то путаешь, заенка»…
«За тобой соскучился» меня тоже смешило. Хотя потом он стал говорить «по тебе». Интересно, кто-нибудь там у него заметил это «по»?
Он соскучился – и я запрыгала, затанцевала в кабинете. У меня была куча сил тогда, я не могла усидеть на стуле. Я крутилась перед зеркалом, заценила, как я прикольно в этой рубашке похожа на крестьянку, и успевала отстучать Лерочке что-то простое, что-то типа: «Сейчас кусну тебя за попу».
«А где твой?» – он спросил.
«Барселона» – «Манчестер», – говорю и опять смеюсь: «Твой!» – тоже жуть как смешно.
Лера посмотрел на экран, там пестрели те же майки, «Манчестера» и «Барселоны». Он усмехнулся и ножкой об ножку почесал.
«А
«У себя, читает книжку». – Он встал и поглядел за дверь, чтобы убедиться, да – читает.
«Какая книжка? – я подумала. – Когда у тебя такой мужик в соседней комнате». Но вслух, конечно, не сказала. Стыдно такие некрасивые глупости вслух говорить.
«Променять тебя на футбол…» – Лерочка зашевелил бровями.
«Дешевые еврейские провокации», – говорю.
Я подняла рубашку, поиграла животом, села на стол. Печатала быстренько, потеплевшими пальцами.
«А я сниму сейчас свою рубашку…»
«Малыш, а вдруг кто-то…»
«А я хочу к тебе на ручки…»
«Да, моя сладкая! Пошли все на фиг! Иди ко мне!»
Лера прикрыл свою дверь и завернулся в халат. Я стала на коленки, погладила себя ладонью, нежно, легонечко, везде, везде, и напечатала:
«Смотри, я стала над тобой и танцую…»
«Дааааааааа, покажи мне все, сучечка… Покажи!»
Мы кинулись друг на друга. Воровня! Возбуждает дико. Увести со двора лошаденку – да разве мы откажемся от такого мероприятия? Лера обожает, Лера любит пакостить. Штатную свою любовницу, черненькую с челочкой, он умыкнул прямо из мужниных объятий. На виду у всех. И это сделало особенно приятным морское путешествие по Уборти.
В кои-то веки Лерочка собрался в круиз! Он не любит перемещаться. Новые места, дальние расстояния не жалует. И вдруг на море случился шторм. Все корабли согнали в Ашдод. Теплоходы стояли у Леры под балконом. Цены на путевки упали вдвое. Друзья загорелись – и он ступил на корабль.
Жена удалилась в каюту, включила сериал. Лера сидел с друзьями на верхней палубе, пил вино и наблюдал, как по трапу поднимаются девочки.
Появилась семейная пара. Мужчина тянул большой розовый чемодан. Он посмотрел на пассажиров. Задержал взгляд на веселой компании Лерочкиных друзей. Чмокнул жену и сказал:
– Ну, все, теперь я спокоен – здесь одни пенсионеры.
Лера заметил яркий чемодан, услышал «пенсионеры», и как только теплоход отчалил, пригласил худобу за свой столик. Потом она привела его в свою каюту, а потом стала приезжать к нему в Ашдод, нечасто, разочка три в месяц. А потом он назвал ее «Ирочкой». Сказал нечаянно. Мы бы поверили, безусловно, поверили, если бы Лера был молодым эскимосом, а не старым евреем. Но это неважно… Все это ерунда и мелочь. Просто нас завела эта мерзкая дислокация, когда нас могли застукать в любую минуту.
Моя помада стояла в стакане с маркерами. Я водила по губам аппликатором и дразнила Лерочку.
«Знаешь, какая у меня классная помада… Сейчас накрашу губы и всего тебя испачкаю…»
«Как ты это делаешь? Покажи».
«Гляди, какой у меня длинный тонкий тюбик… Я его вставляю … Медленно в меня проходит…»
«Скинь мне фотку, скинь фотку…»
«Видишь, как он из меня выглядывает. Увидел?»
«Даааааааа, моя писечка сладкая».
«Сейчас достану этот тюбик и выебу тебя, как ты меня ебешь…»