Убийственные болоньезе

Демина Нина

Тина отодвинулась от него, подозрительно глядя в карие глаза.

— И кто из них вам нравится больше? А, Павлов?

— Что за хрень? Никто мне не нравится! — взорвался Виктор и, придвинув Тину к себе, прокричал ей прямо в ухо. — Я к вам по делу!!!

Тинка отскочила, зажав оглушенное криком ухо.

— Павлов, вы псих, — констатировала она.

— Станешь психом. Я тут, между прочим, прикрываю ваши задницы, и мне недосуг их разглядывать, хотя вашу я все же видел, — намекнул он на ее профессию.

Тина

вспыхнула до корней рыжих волос. Никто не смел так разговаривать с ней.

Презрительно отзываться о ее теле. Негодяй, надо как можно скорее закончить разговор. Если бы не заинтересованность в Павлове, она тотчас бы умчалась отсюда, только ее и видели. Тина сдержала рвавшийся наружу гнев и бросила мужчине:

— Время и место. Говорите.

— Сегодня, вечером, в девять, — Павлов запнулся, секунду раздумывая, — в доме два на Яблоневой улице, где остановились ваши подруги.

— Квартира пятьдесят девять. Скажете «к Коткину». Прощайте, — Тина шагнула прочь из беседки, но была остановлена Виктором, крепко ухватившим ее за руку.

— Тина, простите, я не сдержался, — виновато сказал он, пытаясь загладить грубость. — Сказывается напряжение нескольких дней, на самом деле я так не думаю.

— Наплевать, прощайте… — Тина выдернула свою руку из его пальцев и фыркнула, — …Павлов.

Роман Израилевич просматривал бумаги, открыв дорогую кожаную папку, молнию которой украшал маленький брелок с шестиконечной звездой. Тина приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Давид и девушка-секретарь стояли во фронт у стола Бернса, в кресле для гостей расположился герр Миллер, консультант Романа Израилевича.

Герр Миллер был самым высокооплачиваемым сотрудником в империи Бернса, который очень ценил его опыт и креативные идеи. Бернс поднял голову, чтобы посмотреть на наглеца, заглядывающего в святая святых, но, вместо привычного «пшел вон!», тотчас же отложил в сторону папку и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнес:

— Ты где была?

— По магазинам ходила, — и тут же уточнила, для любящего подробности Бернса. — В «Ангельский» ездила.

— Почему не доложила куда отправляешься? — спросил Бернс, подозрительно оглядывая Тину.

— Я что, под домашним арестом? — начала заводиться та.

— Ладно, ладно, — пошел на попятную Роман Израилевич, — вот была бы в короткой юбке, ни за что бы не поверил, что за покупками ездила.

— А мне все равно, верите вы мне или нет…

— Что купила? — поинтересовался Бернс вложением своих денег.

— Не бойтесь, вас не разорила. Может, отпустите служащих? — пожалела Тина вытянувшихся в струнку референта и секретаря.

— Сердобольная какая. Не все им по курилкам шастать, пусть немного поработают.

Бернс вяло махнул кистью, идите мол, и Давид с молоденькой секретаршей шустро покинули кабинет диктатора. Герр Миллер поднял длинное сухопарое тело

из кресла, но Бернс удержал его:

— Отто, останьтесь.

Роман Израилевич подошел к своему знаменитому старинному резному шкафу, открыл бар и прихватил за горлышко бутылку коньяка, напоминающую ограненный драгоценный камень. Плеснул на три пальца янтарной жидкости в широкие бокалы и, повернувшись к немцу, сказал:

— Не каждый день наша красавица навещает меня в моем логове. А я скучаю по ней, видит бог.

— О, Тина есть непревзойденни звезда! — поддакнул немец, принимая бокал из рук Бернса.

— Э, э, хорош глазки строить, морда фашистская, — «изящно» пошутил Роман Израилевич, на что герр Миллер неожиданно хрюкнул и затрясся мелким смехом.

Роман Израилевич протянул бокал и Тине, она взяла, бросила спортивную сумку на массивный стол Бернса и оперлась на него стройным бедром.

— Скажи-ка, брат Отто, есть ли на свете, что-нибудь прекраснее женщины?

Герр Миллер отрицательно покачал головой, опустив длинный нос в бокал с эксклюзивным напитком, вдыхая изысканный аромат.

— То-то же, — наставительно проговорил Бернс, — а особенно хороши, наши, северные красавицы.

— Ваши красавицы, Роман Израилевич, в Израиле… — не удержалась Тина.

— Э нет, — хитро прищурив глаз, возразил продюсер, — я, Тиночка, русский, как говорят у вас «до мозга костей».

— Как говорьят? — переспросил, задумавшийся было герр Миллер, но возвращенный в реальность словами Бернса.

— Ах, Отто, вам не понять русского человека, — печально, будто жалея несчастного немца, сказал Бернс.

Герр Миллер, поняв, что ему не предоставят разъяснений, окончательно отстранился от непонятной беседы.

— Ну, чем себя побаловала? Покажи, — неожиданно потребовал Бернс, обратясь к Тине.

Тина на секунду замялась. Не дождавшись ответа, Бернс двумя пальцами расстегнул молнию Тинкиной сумки и с интересом заглянул внутрь. Вывалил содержимое на поверхность стола, чем вспугнул медитирующего герра Миллера. Немец быстро смекнул, что сейчас разразиться «семейная» сцена и поспешил откланяться. На сей раз, Бернс не задерживал его.

— И где покупки? — нетерпеливо, с оттенком наступающей грозы, спросил Роман Израилевич. Тина снова промолчала.

Бернс перебирал Тинкины вещицы, надеясь на нечаянный компромат. Не найдя ничего подозрительного, он схватился за блестящий красно-серебрянный корпус мобильного телефона. Откинув крышку телефона, он просмотрел все звонки сделанные в последние часы. Сердито вскинул глаза на равнодушно потягивающую коньяк Тину.

— Издеваешься? — устало сев в кресло произнес продюсер.

— Сами над собой издеваетесь, Роман Израилевич. Ну к чему такие сцены! Неужели я не могу вернуться из магазина без покупок? А вдруг мне ничего не приглянулось?