Убийственные болоньезе
Шрифт:
«Хочешь, не хочешь, а вежливость обязывает…» подумала Тина и, нехотя вышла в холл. Ее встретил сердитый взгляд и натянутая улыбка Павлова. Давид и девушки попытались разрядить накаленную обстановку:
— Ну, во всем надо искать хорошее, если бы не случай, вы Виктор никогда бы не посетили наш провинциальный городок, — это Давид.
— Скромничаете, провинция провинции рознь, мне ваш город понравился, — раскланивался в ответ Павлов.
— Чем может прельстить москвича наше захолустье? — поторопилась вставить слово Лада.
— Люди
— Несомненно, — Давид пожал протянутую Виктором руку.
Тина стояла рядом, толчок в спину заставил ее протянуть руку для прощания.
Пожатие вышло неприязненным, каким-то брезгливым, поспешным, и Тина, не дожидаясь ухода Павлова, вернулась в столовую и села к давно остывшей чашке кофе.
Прикурила сигарету, закрыла глаза ладонью и тихо заплакала. Они все не кончались, ее горькие слезы, открыл и тут же закрыл дверь Давид, вслед за ним появилась Лада, посидела рядом молча, но долго не выдержала:
— Ну и дура ты, Тинка, да если он тебе нужен, так иди за ним! Гостиницу его знаешь?
— Знааюю…
— Чего сидишь? Собирайся!
— А если он меня выгонит? — сквозь слезы спросила Тина.
— Если, если… Вот если не пойдешь, то тогда точно не узнаешь, выгонит или нет.
Топай! Расселась, видите ли, слезы льет…
— Ты, правда, так считаешь?
— Правда, правда. Хочешь, Ветку спросим?
— Ой, не надо, похоже на консилиум! Я и впрямь пойду. Нет, правда, пойду. Вот кофе выпью и пойду.
— Проваливай без кофе. А то еще передумаешь, с тебя станется, артистка.
Он снова мучил себя. Смотрел на нее, ненавидел, смертельно желал, ненавидел себя за свою слабость, выдернул телевизионный шнур из розетки, побросал вещи в сумку, снова заказал фильм. Купил бутылку водки, пил без закуски, и смотрел на нее, бесстыжую. Посреди кинооргии раздался стук в дверь. Виктор сделал тише звук и крикнул, думая, что это горничная:
— Убираться не надо!
Стук раздался снова, он был настойчив, Павлову стало ясно, что кто бы то ни был по ту сторону двери, он не уйдет. Виктор чертыхнулся и пошел открывать. На пороге стояла Тина. Она растерянно посмотрела на полураздетого, в футболке и трусах, мужчину, уловила запах алкоголя и строго спросила:
— Войти можно?
Павлов тоже растерялся, потом обрадовался, что догадался выключить телевизор, пригласительно кивнул, и, не торопясь, пошел надевать брюки. Она взглянула на беспорядок в номере, собранную сумку и недопитую бутылку.
— Чем занимался?
— Лучше тебе не знать.
— Настолько отвратительно?
— Эт, ты правильно сказала, — согласился Виктор.
— Пьянство в одно горло, да еще и без закуски…
— Нет, дорогая, не угадала. Отвратительно то, что я сейчас смотрел по гостиничной
— А-а, и как это отвратительно называлось?
— Что-то на мотив «Барышни-крестьянки»…
— «Барышни-лесбиянки», не бог весть что… Больше нечего было посмотреть?
Новости, к примеру.
Павлов смотрел на нее из-под хмурых бровей, злился, но не мог допустить, чтобы она развернулась и ушла. Удержать любой ценой.
— Водки хочешь? — спросил он, разглядывая гостиничный стакан, стенки которого сохранили отпечатки пальцев предыдущего постояльца.
— Белоснежкой прикидываться не буду. Водка, так водка, — ответила Тина, ради того чтобы перевести разговор в другое русло можно пожертвовать и вкусовыми предпочтениями. Ну не нравилась Тине водка, и все тут.
Павлов все же вымыл стакан, вытер полотенцем, налил водки.
— Без парика и очков. Что так?
— Так белый день. Даже если и зашла к знакомому, что… напрягает?
— Да так, главное чтобы гости не пожаловали, — усмехнулся Виктор.
— Не пожалуют. За что выпьем? — спросила Тина, устраиваясь на диванчике.
— За то, чтобы мне никогда больше не довелось увидеть фильма с твоим участием.
Вот за это я хочу выпить.
— Не понимаю, тебя силком заставляли смотреть? — временами он бесил ее, трудно было сдержаться.
— Молчи.
Тина замолчала, не ослушалась, залпом выпила водку.
Павлов впился в ее губы, пахнущие почему-то клубникой, долго с нежностью целовал их.
— Ох, Павлов, что ты делаешь со мной… — пролепетала разомлевшая от поцелуев Тина.
— Назови меня по имени, — попросил неожиданно Павлов.
— Витя… Витенька…
— Вот так-то лучше, малышка, — улыбнулся Павлов, сдирая с Тины модные джинсы, — вот так-то лучше.
«Были сборы недолги, от Урала до Волги…» вот, дьявол, застряла в мозгу революционная песенка, и где только она подцепила такую древность! Виолетта тащила к Павловскому «Лэнд Роверу» наполовину опустевшие сумки, было принято разумное решение не таскать с собой шубки и всякую мелочь, казавшуюся нужной тогда, в той еще жизни в Москве. Тина обещала позаботиться об их тряпочках…
Тина, кстати. Что-то происходит между ней и этим Павловым. Виолетта на ее месте не слишком бы доверялась такому типу. Он нарочито груб с Тинкой, хотя еще вчера утром Виолетта могла поклясться, что он без ума от ее прелестей, а потом между ними словно кошка пробежала! И случилось это, скорее всего тогда, когда Тинка, как угорелая прибежала за Давидом, и за ними тут же потянулся Павлов, оставив одних недоумевающую Ладу и рассерженную Виолетту. Неплохая машина у Павлова, видимо, хорошо зарабатывал у итальянцев. Помощник Браско! Маурицио рассказывал Виолетте, что Браско не тот, кем кажется с первого взгляда, этакий старичок-добрячок, напротив, в его руках сосредоточены все связи Москвы с Апеннинским полуостровом.