Убийственные болоньезе
Шрифт:
Глава пятнадцатая
Звонок Бернса возвратил Тину к реальности. Роман Израилевич был обеспокоен, домашний номер Тины не отвечал.
— Ты где? — строго спросил встревоженный голос Бернса.
— У Давида, — ответила она, зная, что лучше сказать правду.
— Перезвоню, — сказал Бернс и отключился.
«Проверяет, надо предупредить Давида» подумала на бегу Тина. Ничего не объясняя, она вытолкала Давида из гостевой спальной, где они с Виктором беседовали с Ладой, и тут же раздался звонок.
— Бернс! Выручай! — крикнула
— Роман Израилевич? — ошалело спросил Давид.
— Давид, объяснись, какого черта делает у тебя Тина в восемь часов утра? — спросил разъяренный, уже накрутивший себя подозрениями Бернс.
Тина умоляюще сложила ладошки и преданно смотрела на хмурого Давида. Давид снова откашлялся и произнес:
— Роман Израилевич… я осмелился… — приступ кашля заглушил окончание фразы.
Тина чувствовала, как взбешен на другом конце телефонного кабеля мучимый ревностью Бернс.
— Что, черт побери, происходит! Где Тина?! Дай ей сейчас же трубку!
Давид с виноватым видом сунул трубку в руку Тине.
— Алло? — как ни в чем ни бывало мурлыкнула в трубку Тина, повернувшись к приунывшему Давиду спиной. — Чего шумите Роман Израилевич? Напугали Давидку до полусмерти.
— Какого черта он молчит?! — прикрикнул на Тину Бернс.
— Начертил, Роман Израилевич, черт на черте, а еще верующий человек, — упрекнула его Тина. — Христианин себе такого не позволит.
— Прости Тиночка, золотце, переволновался я, — хитромудрый Бернс решил, что пора достать пряник, — дома тебя нет, Давид словами поперхнулся, а уж я напредставлял себе черте что…
— Роман Израилевич, разве сегодня не суббота? — спросила Тина, давая понять диктатору, что она не так уж и проста.
— Суббота…
— Так какой уважающий себя иудей в шаббат думает о чем-то кроме бога? — попеняла она ему.
— Довела меня старика, вот и грешу…
— Скоры вы сваливать с больной головы на здоровую. Отдыхайте, ни о чем не думайте, — посоветовала Бернсу Тина и выдала ему внезапно пришедшее в голову оправдание. — Я нарочно к Давидке пораньше заявилась, в понедельник мне на занятия, посоветоваться надо, а вы уж и рады стараться, родственника и того подозреваете!
— Так ведь он молодой, золотце, кровь взыграет и на родного отца не посмотрит, не то что на дядю двоюродного, — начал по обычаю жаловаться на чужую молодость Бернс.
— Успокойтесь, Давид мальчик правильный, зачем ему такая как я?
— И то правда, — притворно вздохнул Бернс, стараясь больнее уколоть Тину, — ему моя Розочка уж и невесту присмотрела.
— Вот и хорошо, — недобро усмехнулась Тина, — давайте прощаться, Розе Исааковне пламенный привет!
— Тина, золотце, зачем ты так? — заохал Бернс.
— Как? — надменно спросила Тина.
— Прощаться! Уж как я соскучился по тебе красавица моя, слов таких нет… — заныл Бернс, вымаливая ласку у Тины.
— Ладно уж, — пожалела его она.
— Любишь? — с придыханием спросил Бернс.
— А то! — бодро ответила Тина.
— Вот и ладненько, — сказал он
Тина отшвырнула трубку, обернулась к Давиду, но вместо него увидела Павлова прислонившегося к косяку витражной двери.
— Значит, любишь? — хамовато спросил он.
Тина достала из перламутрово-розовой пачки сигарету закурила.
— Тебе, Павлов, родители не говорили, что подслушивать некрасиво? — вскинув красиво очерченные брови, спросила она, чувствуя, что назревает скандал.
— Трубочка фонит, и подслушивать не надо, — с гаденькой, на взгляд Тины, улыбочкой произнес Виктор — Воспитанный молодой человек просто вышел бы из комнаты, — наставительным тоном сказала Тина.
— А я не воспитанный, — Виктор оттолкнулся от косяка и подошел к девушке, вытащил из ее пальцев сигарету и глубоко затянулся, выпустив дым в лицо Тине. — Опять же на чужих ошибках принято учиться, вот стану старым, заведу себе молодую любовницу, будет мне она сказки рассказывать про любовь, а я возьми да и вспомни, как Тина Андреевна со своим преклонных лет кавалером разговаривала, в любви клялась и это после ночи, проведенной с молодым жеребцом.
— Эка хватил, жеребцом! Льстишь себе, Павлов, — шла напролом Тина.
— Скажи еще, что тебе не понравилось, — Виктор улыбался, но на заросших щетиной скулах играли желваки.
— На троечку, — резанула Тина, понимая, что сжигает мосты, но остановиться не могла.
— Что ж ты орала на всю гостиницу? — зло спросил Павлов.
— Угодить тебе хотела, видела, как ты старался, — ехидно ответила Тина.
— Считай, что угодила, — Виктор протянул руку и потрепал Тину по щеке. — Приятно иметь дело с профессионалом.
— Милости просим, — оттолкнула его Тина. — В любое время.
— Я, пожалуй, обойдусь, — он зло ухмыльнулся и удалился в гостевую спальню. Тина посмотрела ему вслед, на его немного сгорбившиеся плечи, словно легла на них тяжелая ноша.
— Тина Андреевна, вы в праве сказать, что это не мое дело, но я считаю, что ваша размолвка с Павловым негативно влияет на отношения… в общем на наши отношения, внутри коллектива, так сказать.
Давид был настроен весьма решительно, еще бы ему придется остаться в Ангельске — нельзя бросить работу, требуется разрешение Бернса — и тут… какая собака укусила Тину, а может Павлова, не разобрать неопытному в любовных интригах Давиду. А делать что-то надо…
— Оставь Давид, — Тина сидела над очередной чашкой кофе. Нервничая, она поглощала его литрами, но эта чашка была явно лишней, так и стояла, оставаясь нетронутой.
— Хотите, я поговорю с ним? — предложил Давид, сам не понимая, как можно начать такой разговор. — Он собирается вернуться в гостиницу…
— В гостиницу, говоришь, — отстраненно, как эхо повторила Тина.
— Хотите? Я могу.
— Нет, нет. Спасибо…
Ладкина голова показалась в щели приоткрытой двери, затем дверь распахнулась и Тина увидела Павлова, разговаривающего в холле с Виолеттой. Он прощался, улыбался Виолетте, но, почувствовав Тинкин взгляд, повернулся спиной.