Убийство в морге
Шрифт:
Только сейчас Кобрик осознал, что он лежит раздетый под легким одеялом на свежей полотняной простыне, на мягкой подушке.
Делать было нечего. Со своим уставом в чужой монастырь не суются.
Кобрик перевернулся на живот и заголил ягодицы.
Укола он почти не почувствовал. Зато он ощутил прикосновение пальчиков красавицы, устроившей на месте укола легкий массаж. Кобрику даже показалось, что и ладонь медсестры нежно провела по мягкому месту, которое слегка пострадало.
— Отдыхайте! — нежно проворковала медсестра. —
Она принесла Кобрику несколько газет и журнал «Крокодил».
— Стоит вам позвонить — я к вашим услугам!
Она показала Кобрику звонок над тумбочкой и, послав ему самую очаровательную улыбку, покинула палату.
Кобрик после укола почувствовал прилив сил и желание посидеть на унитазе.
Когда он встал с постели, он почувствовал легкое головокружение, но потребность посидеть была столь велика, что Кобрик преодолел секундную слабость тела и благополучно добрался до стульчака.
Здесь было тоже все чисто и продезинфицировано.
Вернувшись в постель, Кобрик жадно взялся за прессу и читал, читал…
Как он заснул, Кобрик не ощутил. Интеллектуальный отдых плавно перешел в сон как-то сам собой.
Сколько он спал, трудно было определить, не имея часов, но когда Кобрик проснулся, за окном было еще светло, хотя солнце уже клонилось к закату.
Выспавшись, Кобрик сразу понял, что его больше всего удивило в этой палате: на окне не было «намордника», как на окне в двести шестой камере.
Кобрик встал с постели, умылся под краном, который был рядом с унитазом, и оделся.
Настроение было не тюремное.
Походив по палате и полюбовавшись видом тюремного двора, забора и тюремного корпуса напротив больницы с обычными «намордниками» на окнах, Кобрик подошел к двери и нажал на рукоятку замка.
К его огромному удивлению, дверь мягко открылась, и Кобрик выглянул за дверь. Длинный коридор был абсолютно пуст, лишь в самом его конце Кобрик заметил железную решетку, напоминающую, что больница — тюремная.
«Однако! — удивленно подумал Кобрик. — Конечно, больным тяжелее бежать, чем здоровым бандитам, но если бы я задумал бежать, то только из больницы».
Наивный Кобрик не знал, что этот этаж был не для заключенных или задержанных. У них-то было все, как надо: и «намордники», и решетки.
Кобрик решил пройтись по коридору. Просто с познавательными целями. Бежать ему было ни к чему. Сегодня не удалось уйти из тюрьмы, значит, это будет завтра. Предчувствие его никогда еще не обманывало.
Медсестры не было видно.
Кобрик осторожно шел по коридору, чувствуя себя где-то в душе беглецом. Или разведчиком в тылу врага.
Из приоткрытой двери одного из кабинетов Кобрик неожиданно услышал голос… Поворова.
Кобрик так удивился, что не смог побороть искушение: чуть больше открыл дверь и заглянул в кабинет.
Кабинет был устроен так, что из тамбура
Ясно и четко.
— Не было ничего! — упрямо твердил Поворов.
— Ты мне, петух, не кукарекай! — услышал Кобрик грубый голос того врача, который не так давно изображал перед ним любителя изящной словесности. — Кто тебя трахал? Говори, козел! У тебя вся задница в крови.
— Случайно поскользнулся и упал на край железной койки. Поранился.
— И пошел отдохнуть на парашу? — засмеялся врач. — А на краю железной койки кто-то умудрился приварить иголку? Заливай, заливай. Но запомни, если тебя ночью поставят в очередь, ко мне больше не приходи. А я тебе еще отметку в сопроводиловке, что ты «голубой», устрою. Не рискуешь закладывать, рискуй в камере своей жопой! Хрусталев тебя опустил, а тебе, видно, так понравилось, что ты готов весь срок ходить по рукам. Убирайся, козел, в камеру, не буду тебя лечить…
Кобрик не стал засвечиваться и, тихо-тихо выскользнув из предбанника кабинета врача, скрылся в своей палате.
Закрывая дверь, он увидел в щелочку, как Поворов вышел из кабинета и направился враскорячку к решетке. Там уже стоял, поджидая его, охранник.
Он отворил решетку, выпустил Поворова, затем закрыл решетку вновь.
И Кобрик услышал в наступившей тишине до боли знакомое:
— Руки за спину! Вперед марш!
Кобрик закрыл дверь. Мирный вид палаты заставил его подумать, что все неспроста, он стоит на распутье и в любой момент может оказаться там, где оказался Поворов, в аду.
Настроение испортилось.
И тут же открылась дверь в палату и вошла медсестра. Она катила перед собой столик на колесах, на котором ехал ужин Кобрика.
— Какие мы молодцы! — насмешливо пропела она. — Уже на ногах.
— Да! — смутился опять Кобрик. — Решил ноги поразмять, походить по палате.
Медсестра выкладывала ужин со столика на тумбочку.
— Врать нехорошо, а подслушивать тем более! — строго внушила она. — Вы, наверное, не заметили маленькой телекамеры над решеткой. А я через нее все видела: как вы, крадучись, вышли в коридор, как зашли в кабинет доктора. И что новенького вы там узнали? Вашего сокамерника поставили в неудобное положение? Ничего, привыкнет! Девушки быстро привыкают к разным положениям, в которые вы их ставите.
Кобрик растерялся.
— Но, если вы все знаете, почему Хрусталева не арестовали?
— Для возбуждения дела требуются материальные доказательства. Одно из них — это заявление потерпевшего. Нет заявления — нет преступления! А этот козел стесняется. Думает, что если признается, то все узнают. А не признается, то и взятки гладки. Это хорошая слава на месте лежит, а дурная — впереди бежит. Сам же Хрусталев будет хвастаться, как он опустил Поворова. Куда бы он ни приехал, тюремный телеграф донесет в зону весть быстрее, что приехал опущенный. И участь его горька.