Убийство в морге
Шрифт:
Дружный смех сокамерников убедил Поворова, что никого не будут интересовать обстоятельства его «падения». Да он и сам знал, что подобную обиду смывают только кровью.
12
Кобрик не курил. И единственное, от чего он страдал в камере, это был табачный дым, все время висевший в воздухе камеры сизыми клубами. Иногда, правда, когда открывалась дверь камеры, сквозняк быстро вытягивал дым, но столь короткая передышка, конечно, не влияла на состояние воздуха в камере.
Но
В тюрьме, однако, Кобрик убедился, что разъединение общества зашло так далеко, что и общая беда не стала являться поводом для объединения. Все худшие черты человека, которые на воле еще можно было скрыть, в тюрьме приобретали зловещую открытость. И если заключенные сбивались в стаю, то лишь для того, чтобы властвовать над слабыми, случайно попавшими в камеру, и даже иногда диктовать свои условия властям.
Газеты и журнал Кобрик прочел быстро, читать по диагонали он научился давно, и это здорово помогало ему сначала в учебе, а теперь и в работе.
Кобрик решил опять прогуляться по коридору, размяться. Он уже знал о телекамере над решеткой, но это его не остановило.
Все кабинеты были закрыты, тайные надежды что-нибудь услышать для обогащения жизненного опыта были разрушены.
Кобрик дошел до решетки, и тут же перед его носом, но с другой стороны решетки появился охранник.
— Привет! — сказал он спокойно, как лучшему дворовому другу. — Курнуть есть?
— Не курю! — так же спокойно ответил Кобрик, будто встретились они действительно во дворе поздним вечером, перед тем, как разойтись по домам.
— И не пьешь? — улыбнулся охранник. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Знаешь такую пословицу?
— И много других!
— Ученый! — уважительно протянул охранник. — Кого только не встретишь в этих стенах… Скучно?
— Да уж не до веселья!
— Ты бы у врача попросил телек с «мыльницей», пару кассет с триллерами, с секс-шоу. И не скучал бы!
— Как-то в голову не пришло!
— Понятно! — засмеялся охранник. — Это ты, что ли, головкой об предохранительную сетку шмякнулся?
— Было дело!
— Ну, у тебя, я вижу, все «тип-топ»! В ажуре? Ну, бывай здоров! Не чихай, не кашляй.
И охранник исчез так же неожиданно, как и появился.
Кобрик тем же прогулочным шагом вернулся в палату.
Читать было нечего, спать не хотелось. Тоска. Хотелось пройтись по улицам, причем не по центральным, где народу — затолкают, нет, именно по тихим старинным улочкам, где-нибудь по Кривоколенному, чтобы народу не более двух человек, и вдыхать воздух свободы. Свободы!
«Что имеем, не ценим, потерявши — плачем! — подумал он. — Мысль затасканная, оригинального в ней ничего нет, но
От печальных мыслей его избавил приход медсестры.
— Как дела, больной? — спросила она насмешливо, с влажным блеском в глазах.
— Прекрасно! — ответил, улыбаясь, Кобрик. — Настолько нормально, что я вспомнил об элементарной вежливости. Как вас зовут?
— Ольга.
— А я — Юра!
— Ваше имя мне положено знать. Оно в карточке.
Ольга разложила на этот раз лекарство, одноразовый шприц, спирт и вату не на тумбочке, как при предыдущем уколе, а на стуле рядом с кроватью.
И Юра увидел в вырезе ее халата голую грудь. Повернувшись на живот, чтобы скрыть восставшее естество, Кобрик попытался приспустить трусы, но… не тут-то было! Трусы спереди прочно зацепились за восставшее естество, и снять их было невозможно.
Ольга насмешливо смотрела на его судорожные попытки, затем мягко сказала:
— Давай, я тебе помогу! Повернись!
Кобрик перевернулся обратно на спину и увидел перед собой Ольгу, которая на его глазах снимала белый халат.
Под этим халатом не было никакой другой одежды.
Вид ее обнаженного тела, естественно, никак не мог успокоить Кобрика. Его естество так напряглось, что еще немного, и трусы были бы порваны.
Но Ольга умело освободила из невольного плена желанный ей предмет и так легко сняла с Кобрика трусы, как будто перед ней лежал младенец.
— Ого! — уважительно сказала она. — Было за что зацепиться.
Она впилась долгим поцелуем в губы Кобрика, и он даже не заметил, как она оседлала его.
— Ласкай мне грудь! — приказала она.
Этот приказ Кобрик исполнил не только с полной готовностью, но и с удовольствием, даже с восхищением.
Любовный опыт Кобрика ограничивался женой-невестой, которая с таким нетерпением ждала своего ненаглядного. Впервые у него была любовница.
Они вместе достигли высот блаженства. Сначала Ольга напряглась, застонала, издала короткий вопль и, обмякнув, медленно опустилась на Кобрика.
И тут же он с трудом подавил в себе желание заорать во всю глотку — так было хорошо.
— Извини! — прошептал он с трупом Ольге, вспомнив, сколько страха доставляют такие минуты его жене-невесте от мыслей о нежелательной беременности.
— Глупый! — нежно целуя, прошептала Ольга. — Пью таблетки. Не беспокойся! У меня все в порядке. Но все-таки спасибо тебе за заботу. Я впервые встречаюсь с этим. Обычно мужики используют женщин в качестве плевательниц: плюнул и пошел, а что потом будет, не его забота. «Сама виновата!» — вот один ответ.